Маленькая, храбрая и одновременно такая трусливая девочка.
— Ты трахаешься с ней, да? — крикнула она в мою спину.
Антон замер. Даже руку с надкушенным пирожком в сторону не отвел. Видимо был слишком ошарашен моей выходкой. Конечно, я столько лет была хорошей девочкой. И была бы дальше, если бы кто-то не вышел за рамки. Лишь намёк на воспоминание — и ярость бурлит с новой силой. Очередной пирожок сминается в моих пальцах, на пол падает ароматная начинка.
Такая милая, что сдохнуть хочется.
— Я заманила вас обманом.
— Примерно час, — ответила мама. — Света, у нас…
Проклятье, простонала я мысленно. Если честно, то выражение было намного откровеннее. Таким, что скажи я его при маме, и схлопотала бы по губам, несмотря на свой почти тридцатник и развод за плечами.
— Привет, — сказал Антон, как ни в чем не бывало. И улыбнулся ещё раз. Видимо для большей убедительности. — Ты не брала трубку.
Он пролетел по комнате и упал за креслом.
Развернулась и выскочила из кухни. Пока обувалась, тревожно вздрагивала — боялась, что он побежит за мной. Бубнила, извиняясь, мама. Наверняка ещё рубашку ему стирать будет. В коридор вышел Толик. Улыбнулся чуть виновато.
Заиграла музыка, толстячок подхватил Маринку под руки и закружил по залу. Смотрелись они препотешно — толстый маленький мужичок и тонкая высокая девушка. Но в этом гномике было столько грации, что вскоре я следила за каждым их движением, забыв даже о Руслане.
— Света, я так рада, что ты пришла!
А я подумал — номер Валерии есть у Мышки. Наверняка. Это же прекрасный повод…
Разбросал одежду прямо по дороге в ванную, закрыл стеклянную дверцу душевой кабины, включил воду на всю мощность, смывая с себя и долгий день, и дурацкую ссору с Аней, и её обвинения. И мысли о Мышке. Они были самыми въедливыми. Анька бросила свои слова в благодатную почву. Нет, я не спал с Мышкой. Хренову кучу лет. Но я слишком хорошо помнил, как это может быть. Помнил вкус её губ, когда, не удержавшись, чуть коснулся их языком, не планируя, не желая даже её целовать… как билась эта жилка пол моей ладонью. Какая тонкая шея — сжать так легко. И то, как она закрыла глаза и, кажется, даже дышать перестала. Обманчивая покорность.
Поднял пиджак с пола, пусто.
Пиво было холодным. Настолько, что уже было неважно, какое оно на вкус. Открыла пачку сигарет, вытянула первую, сломав её дрожащими руками. Проклятье. Вторая извлеклась без проблем, я закурила, жадно вдыхая терпкий дым. И вот тогда позволила себе думать.
Как объяснить ему, как себе объяснить, что мы теперь чужие? Не воротить, к сожалению, ни сказанного, ни сделанного. Ещё бы понять это…самой.