— Да. И теперь как-то все… двусмысленно. Ты не находишь?
— Что ты решила?
— Как только я подумаю, что не прочь продолжить, ты превращаешься в зеленого ящера. Реально крышу сносит.
— Я понял, — кивнул Вася. — Но только сейчас. Когда ты на полном серьезе выбирала между палочками и необходимостью будить домового. Сиди грейся, я чай приготовлю. А завтрак пусть потом водяной стряпает, это его вотчина.
— Нет, Вася, ты ошибаешься, — покачала головой Аня. — Даже когда человека заставляют, у него всегда есть выбор. Даже под страхом смерти. Каждый делает только то, что захочет.
— Привет, — сказал Вася, неуклюже сев рядом. — Замерзла?
Дракон осторожно взял ее руку своей лапой и поднес к губам.
Бабушка улыбнулась, мудро и загадочно, потушила пахитоску и растаяла в воздухе.
— Да, — горько усмехнулся Вася. — Если меня поцеловать, я не стану прекрасным принцем. И шкурки у меня нет, чтобы спалить в печке.
— Чем тебя палатка не устраивает? — поинтересовался подошедший водяной. В руках он держал сложенные стопкой одеяла.
В следующую секунду Слава лежал на земле в позе эмбриона и глухо выл.
«И в процессе представленья создается впечатленье, что куклы пляшут сами по себе». Вы слишком упростили, Андрей Вадимыч. Даже у кукол есть свои роли, Пьеро не играет Арлекина, а тем более Коломбину. И если кукловод перепутает текст, его вытащат из-за ширмы и как минимум потребуют обратно уплаченные за представление деньги.
Вот оно!
Палец с обкусанным ногтем потянулся ко рту.
— Ну что, Анечка? — Слава в очередной раз пытался привести в порядок воронье гнездо на голове. — И хочется, и колется, и мама не велит? Или не успела? Проснулась — а он уже ящерица. Ну так и что? Узнала бы заодно тайну Васиного появления на свет. Как это у евойного папы с мамой получилось.
Аня одним глотком допила чай и отставила кружку в сторону. Подобрала камешек, бросила в воду. Дракон был прав — и одновременно не прав. Но мысль не давалась. Ей всегда было легче писать, чем говорить.
— Не знаю. Ты сказала, что утром тебя уже не будет и я тебя больше не увижу. Но…
Выбравшись из шалаша, Аня поежилась от холода. Трава густо серебрилась росой. Над озером стлался туман, похожий на сливочное мороженое. Она подошла к воде и нагнулась с опаской, словно бородатая пиявка могла выскочить, как пингвин, и вцепиться в лицо.
— Не пожалею! — обиделась Аня. — Можно подумать, ты спала со всеми подряд.
— Ну… как знаешь, — Аня пожала плечами и принесла охапку наколотых полешек.
— Чего тут только нет. Анна, ты не об этом думаешь. То есть не только об этом. Еще о том, что я за четыре года перетрахал почти полтыщи баб и всех их после этого сожрал. Не в переносном смысле, а в самом буквальном. Точно так же, как мы вчера убили и съели суслика. И что то же самое могло случиться с тобой.