— Ты Псих, это точно. Обожаю тебя.
Я начинаю целовать его. Сначала медленно и смакуя каждое мгновение поцелуя. Но поневоле ускоряюсь, подчиняясь жаркому темпу, который он задаёт своими требовательными поцелуями и сильными сжатиями пальцев. Я сцепляю пальцы за его шеей и двигаюсь сама, выбивая из его груди судорожные, жаркие вздохи.
— Чёрт… Наконец-то! Ещё…
Он не позволяет мне замедлиться и снизить темп. Только подстёгивает жаркой лаской, разливающейся по телу сладкой патокой. Сейчас я нахожусь сверху, но тон нашей игре задаёт именно он и никто другой. Насколько бы Егор ни был ниже, создавая иллюзию того, что отдаётся моей власти, главным всегда будет он. Это безумно волнительно и наполняет слепящим восторгом. Ещё несколько резких движений, обоюдных, навстречу, потому что и он срывается в пропасть желания. Потом я обессиленно падаю на крепкую грудь, утыкаясь лбом в его шею. Целую и слизываю языком пряный запах, пока наши тела дрожат после экстаза.
— Надо было переместиться на кровать?
— Мне нравится и здесь, — отзываюсь я. — Что будешь делать с этим мешком воспоминаний?
— Ты мне скажи. Это же свидетельства моего преступления, — шутливо замечает Егор и встаёт, удерживая меня на весу. Опускает на кровать и целует, поглаживая пальцами шею. — Что мне сделать?
— Конкретно сейчас нужно лечь и поболтать после секса. Прежняя версия Егора любила нежиться в постели.
Егор стягивает с меня халат и обнажается сам. Полностью. Я обвожу взглядом его сильное тело, ничуть не стесняясь того, что любуюсь им. Он ложится рядом и накрывает нас тонкой простынёй.
— Скажу тебе одну вещь. Нынешней версии Егора тоже хочется понежиться в постели после секса. Кошмар. Да? Не вписывается в мой суровый и циничный образ.
— Обещаю, что никому не расскажу. Это будет наш с тобой секрет.
Мы замираем в объятиях друг друга. Замираем на целую вечность и не хочется двигаться, разрывая хрупкое единение. Но я всё же не могу не спросить его кое о чём:
— Ты вспомнил всё? Об игре в «Вызов» тоже?
— К сожалению, нет. Об игре я почти ничего не вспомнил! — сокрушённо качает головой Егор. — Видимо, нужна ещё одна сильная встряска. Я не помню, как я вышел на них или они вышли на меня. Проверил переписку и все бумаги, планы, ежедневник. Пустота. Видимо, я сам подчищал следы, чтобы родители не узнали или кто-нибудь другой.
— Ты сам уничтожил все хлебные крошки, Гензель.
— Но у меня есть ты и твёрдое желание выяснить всё.
Потом мы засыпаем. Позднее утро, но мы нагло плюём на это и засыпаем, крепко держась друг за друга.
Повторное пробуждение вселяет в меня уверенность, что всё будет хорошо. Егор окружает меня заботой и вниманием. Он умеет быть чутким и показывает это сейчас в полной мере, на пару часов отбросив амплуа циника и мерзавца в дорогом костюме. Мы обедаем вдвоём, на кухне. Егор отослал прочь прислугу и усадил меня на стол, заставив кормить его с вилки.