Луйо и Лела беспомощно стояли на палубе, всматриваясь в стену лиц, взирающих на них с холодным любопытством. Их гордость была уязвлена: какова бы шхуна ни была, это их дом, и им казалось оскорбительным, что все лезут на нее без разрешения, не поздоровавшись. Никто из людей, беспардонно пялившихся на них, будто на чудовища, ни о чем не спросил, никто не сделал попытки установить контакт, перекинуть мост через пропасть, отделяющую шхуну от мола, как положено по обычаю, и это особенно обижало. Люди стояли и прогуливались в полуметре от Луйо и Лелы, нагло смотрели им в глаза, заглядывали в котелок (Лела пыталась заняться ужином), обменивались язвительными замечаниями, но не обращались к ним ни с одним словом, будто Луйо и Лелы вообще не существовало.
Казалось, непрестанно меняя состав групп, не прерывая гуляния, они, сопоставляя наблюдения, советуясь, взвешивая доводы, сообща вырабатывают мнение о пришельцах. И сперва тихо, приглушенно, а потом все громче и бесцеремоннее зазвучал vox populi >1.
— И на чем только не плавают по морю, — говорили сдержанные старики,— была бы еще крайность, тогда другое дело.
— Что бы это могло быть? — удивлялись каприйки.— Ни рундук. ни корыто.
— Пихнуть посильнее, так и две мили в час даст,— определил будущий каприйский лидер глиссерных гонок.
— При попутном ветре, может, и даст, но ветер-то должен дуть отсюда! — И парень хлопнул себя по заду.
Эти слова послужили детям сигналом.
— Глянь-ка, яхта смо-ля-ная! — принялись скандировать они, точно их родители были миллионерами, владельцами яхт из хрома и фибергласса, а не шаланд, зашпаклеванных замазкой и покрытых той же смолой.
Луйо и Лела слышали и реплики, и скандирование. Не могли не слышать. Растерянно метались по палубе — никак пе решались начать готовить свой скромный ужин па глазах у такого множества зрителей. Пятнадцать дней они были одни, и теперь им требовалось время, чтобы привыкнуть к людям.
К тому же сейчас люди были им нужны. Дело в том, что у них не осталось ни хлеба, ни соли. Может показаться символичным, но именно здесь они были вынуждены искать хлеб и соль, и эта потребность была самой насущной.
Хлеб на Корнатах всегда был проблемой — его негде было купить, небольшое число населяющих острова жителей пекло ровно столько хлеба, сколько могло съесть. У наших мореплавателей было достаточно того и другого, но днем при боковом ветре волна захлестнула борт, и вода, смешанная с нефтью и грязью, залила картонную коробку с припасами.
— Глянь-ка, яхта смо-ля-ная! — скандировали дети.
Луйо и Лела, съежившись, стояли на ветру и всматривались в живую ленту ухмыляющихся лиц, окружавших шхуну, ища хоть кого-нибудь, к кому можно было обратиться. Наконец, не обращаясь ни к кому в отдельности, отважились спросить, где можно купить немного вина и хлеба. Ответа не последовало, точно никто ничего не слышал или эти слова никого не касались. Повторить вопрос они не решились. Беспомощно смотрели на город, все глубже тонувший в неэлектрической тьме, и приходили к выводу — ни магазина, ни трактира здесь не найти. Резкий ветер развеял и эту последнюю надежду.