Я легонько подбросила шарик ладонью, он взлетел вверх, столкнулся с потолком и, оставив на нем следы горения, вернулся в подставленную ладонь. Я представила вокруг себя защиту в виде купола и увидела «вторым зрением» этот самый купол — светящуюся бледно-розовую сетку. Вновь подбросила шар, он взлетел вверх и столкнулся с прозрачным куполом. Также, сосредоточенно представляя, что мне нужно сделать, убрала купол и «погасила» шар.
Я — магиня! Обалдеть! С моего лица долго не сходила блаженная улыбка, пока сидела на кровати, глядя на посветлевшее за окном небо. В животе заурчало, чувство голода перебороло охватившую меня эйфорию. Решила поискать кухню, заодно, осмотрю замок, возможно, что-нибудь полезное узнаю.
Приведя в порядок волосы, то есть заплела косу, но не стала крепить ее шпильками на голове, а просто перекинула на спину, выглянула в коридор. Никого не обнаружив, закрыла за собой дверь и решительно двинулась в наугад выбранном направлении, но не успела сделать и десятка шагов, как за поворотом наткнулась на старушку в темном платье и белом чепчике. Несмотря на поношенное, не раз штопанное платье, выглядела она опрятно.
— Лизия, детка! — обрадованно воскликнула женщина, увидев меня.
Я остановилась, настороженно рассматривая ее. Седые волосы, видневшиеся из-под чепчика, светло-карие глаза, глядящие на меня с тревогой, морщинистые руки, которые она невольно протянула ко мне, когда увидела, вызывали доверие, но я боялась ошибиться.
— Ты больше не хочешь видеть свою старую няню? — расстроенно произнесла она, и плечи ее поникли.
— Меня хотели отравить, я плохо себя чувствую, — осторожно сказала я.
Женщина всплеснула руками и запричитала:
— Бедная моя девочка! Я знала, что она не оставит тебя в покое. А когда увидела вчера, как ты шла по двору такая слабенькая, бледная, решила проведать, хоть она и запретила.
— Няня, пойдемте ко мне в комнату, — решив ей довериться, предложила я и, подхватив старушку под локоток, повела ее к себе.
— Как она посмела поселить тебя сюда? — стала возмущаться няня, переступив порог моей комнаты. — Ты, дочь лорда, не должна жить в комнате прислуги. Если бы был жив твой отец, разве бы он допустил это?
— Няня, — обратилась я к ней, усадив на стул, — мачеха подсыпала мне какой-то яд, и теперь я ничего не помню. Знать об этом никто не должен, иначе меня сочтут душевнобольной, и упекут навсегда в какую-нибудь лечебницу. Лучше расскажите мне об отце и матери.
Я, усевшись на кровать, сжала ее ладонь и внимательно посмотрела в глаза. Няня, увидев мой сосредоточенный взгляд, как-то сразу подобралась, смахнула выступившие слезы и начала говорить: