Не обращая внимания на их разговоры, я свернулась клубочком вокруг спящего, изредка испуганно вздрагивающего, Зверя, и, пригретая исходящим от него теплом, задремала.
Но и в этом, пограничном между сном и явью состоянии, я ощущала рядом Пророка. Как будто бы, одно мое неосторожное прикосновение к его коже, к его лицу, наполнило меня до предела странными чувствами, не дающими покоя, вызывающими безумные желания. Он будоражил мой разум и заставлял в неясном предчувствии замирать сердце. Мне хотелось вечно слушать этот голос и те слова, что он произносит. Он был умен, это понятно не только по грамотной речи, но и по тому смыслу, который Пророк в свои слова вкладывает. Мне было далеко до него.
Я любила читать. Книги, во множестве раздобытые и подсовываемые мне отцом, да еще он сам, мой учитель, единственный родной мне человек, — вот те источники знаний, которые я имела. А Пророк… почему-то мне думалось, что он имел образование, что когда-то, до катастрофы, он учился где-нибудь в университете, потом работал где-то… на большее моей ограниченной фантазии не хватало.
Много ли я знала о том мире, который был до того, как… Когда случилась БЕДА, мне было лет пять, и я помнила об этом больше со слов отца. Из личных воспоминаний — постоянные переезды, холод, потому что мы долгое время жили на Крайнем Севере, женщина, добрая и ласковая, которую я называла мамой. Какие-то обрывки, слова, горе, рыдающий отец в тот день, когда мамы не стало. Потом — постоянные тренировки, выматывающие, порой невыносимые. Он мог разбудить меня ночью, безжалостно вырвать из теплой постели и гонять под дождем по лесу или заставить отжиматься, пока я обессиленно не падала прямо на землю. Я обижалась поначалу, выла в голос, кричала на него, и даже, порой, ненавидела своего мучителя. Нескоро, годам к двенадцати, я смогла понять, что выжить в этом мире женщине очень непросто. И отец всегда готовил меня к тому моменту, когда я останусь без его защиты. Он научил меня сражаться за свою жизнь. Он научил меня быть бойцом, но при этом оставаться человеком.
И сейчас, вдалеке от него, мне не хватало ласки и тепла. Именно поэтому, а не из-за банальной жалости, я прикоснулась к Пророку. Мне было безумно стыдно за свой порыв! И я видела, понимала, он тоже был в шоке от моего поступка. Но если честно признаться, то я не жалела о том, что сделала. Наоборот, была бы у меня возможность, я бы безумно хотела прикоснуться именно к нему еще хотя бы разочек. Дикость, дикость, безумие какое-то! Почему подобных мыслей не возникало сегодня утром, когда еще во дворе завода я показывала особый прием выхода из захвата своим ученикам. И мне пришлость войти в физический контакт с каждым из тринадцати! А некоторых буквально хватать за разные части тела и по-нескольку раз! Но ведь и мысли о том, что передо мной представители противоположного пола, не возникло! Не дрогнуло сердце! Не бросило в жар! Не задрожали пальцы! Проснувшись от плача (по-другому не назовешь) собаки под боком, я поняла, что прижимаю к губам ту руку, которой трогала его щеку… И вовсе не потому, что так мне было удобнее лежать на продавленной, неприятно пахнущей, койке.