Мне нравился Давид. И сейчас я отлично понимал, почему он именно так, а не иначе, разговаривает с парнем. Он чувствует в Саше соперника для себя. И не только потому, что этот мальчишка, благодаря своим способностям, телохранителем сможет быть лучшим, чем сам Давид. Но и потому, что ощутил мое к нему расположение. Боится потерять место под солнцем!
Мои бойцы имели привилегированное положение, по сравнению с другими отрядами. Во-первых, ко мне попадали самые лучшие — и сам факт отбора уже означал особую значимость. Во-вторых, главная их задача — охранять Пророка, тренироваться и отдать жизнь за меня, если понадобиться. То есть, вовсе не так утомительно, как, например, строить очистные сооружения под руководством Ярослава или зачищать буйные отряды каннибалов, не желающих подчиниться Жуку. Им не нужно вкалывать на заводе, переделывая сгнившую систему канализации или пристраивая новую казарму для бойцов. А еще у них всегда были лучшая еда, лучшее оружие, лучшая одежда, новые впечатления — мы не оставались на одном месте дольше чем на несколько суток, и, конечно, мои личные поблажки — в меру, и изредка, но у Антона, например, и этого выпросить было нереально.
Я знал, что среди молодых даже устраивались соревнования, победитель которых становился одним из моих солдат. Всего их было пятнадцать человек, самых лучших, тренированных лично Ярославом, умеющих сражаться группой, без слов понимающих меня и друг друга. И Давид всегда был первым из них. Начальником охраны, так сказать. Я уважал его и многое ему прощал. Но сейчас он перегнул палку. В словах Давида мне послышалась неприкрытая угроза. И я вступился вовсе не потому, что мне хотелось защитить парня. Главное мое требование — никакой вражды в отряде, каждый из ребят должен быть уверен в том, что за его спиной стоит друг, и этот друг всегда прикроет, а не поставит подножку. Да, Саша — не один из них, но пока он с нами, относиться к нему нужно так, как ко всем остальным.
Парень с собакой на руках собрался проскользнуть мимо, но я становил.
— Не спится?
— Зверь попросился в туалет.
— Он не пытается тебя укусить. Наоборот, жмется к тебе, — я "видел", как животное, свернулось у него на руках.
— Откуда ты знаешь?
— Вижу.
— Видишь? Но ведь… но ты же…
Почему-то для Саши было трудно назвать меня так, как звали до получения статуса Пророка все. Почему-то слово никак не желало слетать с его губ.
— Слепой? Да. Но это, оказывается, еще не приговор. Хотя несколько лет назад я думал иначе. И даже в какой-то момент хотел покончить с собой. Я вижу. Мое зрение достаточно своеобразно и избирательно, но силуэты, размеры, преграды на пути, а самое главное, внутреннее содержание тех, кто находится передо мной, я, действительно, вижу.