Проклиная все на свете, я неуклюже сваливаюсь с лошади, надеясь, что не все видят мой позор, хотя смешки стражников, подавленные кашлем, все-таки до меня доносятся.
Ну да, до мастера верховой езды мне всегда было далековато.
Мозги у меня все еще в тумане, и я подаю Коэну руку, удивляясь, почему он не сразу её принимает.
Черт возьми, надо бы собраться, а то и правда провалю все на свете. Минимально — сломаю репутацию этому Милону.
— «Леди» желает лимонаду? — тихо ржет Коэн мне в ухо, когда Офелия скрывается за темно-сиреневыми бархатными занавесками карты.
— Я задушу тебя, когда ты будешь спать, — шиплю я.
— Пальчики тонковаты, — усмехается Коэн.
И тут мне внезапно легчает. Пусть всё это путешествие — фарс и дурацкая афера, но от присутствия Кромеваля на душе становится светлее.
В карете так же душно, как и снаружи. Я продолжаю обмахиваться пухлой рукой, обливаясь потом.
— Вы уверены, что с вами все нормально? — уже в сотый раз за последний час, обеспокоенно спрашивает Офелия.
— Справлюсь, — кисло улыбаюсь я, — и умоляю, давай уже перейдем на «ты».
— Хорошо, — кивает девушка с мягкой улыбкой, — все-таки ты вызвалась защищать меня, поэтому, думаю, неформальное обращение уместно.
А, значит, в королевских кругах, чтобы иметь возможность называть друг друга на «ты», обязательно необходимо подставить свою голову под гильотину.
— Каково это? — внезапно выдает Офелия. — Иметь столько ликов?
— Прости? — хмурюсь я.
— Как тебе удается не терять саму себя, постоянно притворяясь кем-то другим?
А, значит мы открыли хит парад бестактных вопросов.
Помню, как-то я забрела в одну таверну, обратившись матросом. Ну так вот, там был один изрядно пьяный малый, который осоловело жаловался на то, что у него вечно спрашивают про значение его татуировок. Приглядевшись, я поняла, что его тело практически полностью покрыто символами на чужом языке, и усмехнулась про себя, подумав о том, что он до глубокой ночи может рассказывать не пойми кому, что же именно написано на его теле.
Тогда я ему искренне посочувствовала, потому что прекрасно поняла. Со мной то же самое. Каждый, кто узнает о своем даре, почему-то норовит спросить «каково мне». Но ведь очевидно же, что как и в случае с татуировками, правду рассказывать никто не горит желанием, да и вопрос, мягко говоря, не отличается уникальностью.
— Я читаю молитвы на ночь, и вспоминаю лицо Арона, — отчеканиваю я, — это помогает мне вспомнить, кто я такая на самом деле.
— Прекрасный метод, — Офелия улыбается. Я пытаюсь уловить на её лице признаки неискренности, но нахожу там только благожелательность. Прекрасно, значит у меня просто паранойя. — Наверное это прекрасно, — мечтательно продолжает она, — точно знать, что в мире есть человек, с которым связана твоя судьба.