Потому что завернув в один из коридоров на пути к комнате, где согласно моим предположением должна была быть заветная капсула…
Я увидела своего «давнего знакомого» в плаще и маске!
— Это у тебя что, новая привычка — преследовать меня во время испытаний? — прошипела я, скрестив руки на груди.
— Не то чтобы… но не скажу, что это дело не нравится мне настолько, чтобы действительно не войти в привычку, — ухмыльнулся мужчина, прислонившись к стене с озорным блеском в зеленых глазах.
— И чем же обязана на этот раз? — въедливо поинтересовалась я. — Если снова уговаривать меня проиграть и выбыть из Отбора, то можешь сразу разворачиваться и проваливать.
— Так хочешь стать королевой? — хмыкнул он, подойдя ко мне с игривым блеском в глазах.
— У меня есть свои причины, — резко заявила я. — Причем одна из них — подозрительно высокая смертность среди проигравших. Как-то не горю желанием «самоубиться», уж прости.
— Ну да, с этим не поспоришь, не самая вдохновляющая на проигрыш статистика, — пожал плечами мужчина, подбираясь так близко ко мне, что я против воли сделала несколько шагов назад… пока не поняла, что спина натолкнулась на стену. — И все же, я бы пока не спешил называть ее стопроцентной гарантией. А вот держаться подальше от этого треклятого Отбора тебе бы однозначно не помешало.
— Почему же? — протянула я, не отводя взгляд. — На что такое ты намекаешь, если это ЧТО-ТО должно мотивировать меня проиграть на Отборе больше, чем крайне высокая вероятность «самоубийства» при вылете?
— То есть, ты сейчас в самом деле хочешь притвориться, будто не заметила, что с этим отбором что-то не чисто? — прищурился он.
— Кажется, чтобы не заметить это, нужно быть слепо-глухо-немым овощем, — фыркнула я.
— Значит, ты должна понимать и то, что отсюда лучше уносить ноги, пока они у тебя еще есть.
— Уж прости, но пока твое предложение проиграть звучит скорее как покинуть Отбор вперед ногами, — фыркнула я. — Или я чего-то не знаю?
— Ты чего-то не знаешь, — заявил мужчина с весьма двузначной ухмылкой.
— Но ты мне этого, конечно же, не сообщишь.
— Совершенно верно.
— Как мило. Интересно, а касается ли как-то это знание моего папаши? Того самого, с которым ты договаривался, прежде чем снять с меня сережку?
— А он, я так понимаю, тебе этого не сообщил?
— Увы, мы с ним… как бы сказать… не особо близки. Я не знакома с ним, он со мной, — цинично пожала плечами я. — Но вот ты, как я погляжу, общаешься со своим коллегой немного ближе.
— Да не особо. Просто договорился с ним кое о чем, и в пределы этого кое-чего вписывалось освобождение его кровной дочери от чужого контроллерского артефакта, на которое биологический отец мог дать разрешение, что и позволило мне разработать заклинание для его снятия. Так уж сложилось, что природа артефактов, которые несут в своей основе императив, завязана на том, их магическая программа навязывает контролируемому объекту своего рода «родительское главенство над маленьким ребенком». Но вот если повесивший на кого-то артефакт не является его родителем, то настоящий кровный родитель способен дать энергетический ключ, являющийся основой для позволения на избавление от артефакта. И я, поняв, что к чему, решил этим воспользоваться, чтобы подарить тебе… больше творческой свободы в твоей жизни.