Нет, подумала я, Светка не с Марса. Она все-таки обитательница холодного Нептуна.
— Спасибо, — сказала Светка. — Сама горжусь.
Потом я узнала, что, когда Светке поставили диагноз, она, от ужаса перед ним, потратила все деньги и силы на ремонт (под предлогом того, что дожить свои дни ей хотелось в приличной квартире). На самом деле Светка не хотела оставлять деньги на похороны. Как будто если она не оставит ни копейки, то никаких похорон и не будет.
Толик ушел на кухню, сказал, что сделает чай. Мы со Светкой остались одни.
Я все еще была пьяная, и в голове моей навязчиво крутилась одна и та же шутка: мне никогда не победить такую сильную соперницу, ведь я не могу вцепиться ей в волосы.
Я смотрела на Светку, она смотрела на меня.
— Страшно тебе? — вдруг спросила Светка. Спросила печально, без издевки и очень просто.
Я сказала:
— Очень страшно.
Я решила, что буду с ней честна.
— Хочешь покажу, чем я занимаюсь целыми днями?
Она подвела меня к стеллажу из светлого, почти белого дерева, взяла с него альбом для рисования, самый простой, раскрыла его, и я ахнула, не могла сдержать радости и благоговения.
То, что я увидела, было больше всего похоже на маркетри, такую технику, когда узор составляют из кусочков дерева разного цвета и формы. Или на мозаику, что, наверное, вернее.
Только узоры Светки состояли из наклеенных на лист кусочков бумаги, раскрашенных в разные цвета.
Выглядело это потрясающе, совершенно психоделически и очень, просто очень красиво. Из крошечных, редко больше ногтя, кусочков разных форм складывались сложнейший узоры, орнаменты удивительной формы, в которых иногда проглядывали силуэты зверей и птиц. Иногда же они воплощали собой секундную победу над хаосом цвета и форм, повторяющийся, привязчивый, как песенка, мотив.
— Занялась этим, когда поняла, что велосипед больше не осилю, — сказала Светка.
Сказала она это странно, не без сожаления, что не покатается больше на велосипеде, но в то же время без боли по утраченному. Сложно такое объяснить. Мне казалось, в сердце ее было так много счастливых моментов, связанных с велосипедными прогулками, что она о них почти не жалела.
— Это выражает мое настроение. Я раскрашиваю красками или фломастерами, чем хочу, листочки, а потом вырезаю из них, ну, вот эти штучки.
Бумажная смальта, подумала я, или как это назвать?
— Кусочки, я называю их кусочками. Я крашу и вырезаю столько, сколько захочу, не больше и не меньше. А потом работаю с тем, что есть.
— Абстрактный экспрессионизм, — сказала я. Светка пожала плечами. Она улыбнулась мне, беззащитно и хрупко.