— Нам нужна ткань, — быстро сказала она, и Шертес без возражений купил все три рулона. Мальчики что-то восторженно говорили, очевидно о количестве купленных продуктов, но Ирина Павловна понимала: этого мало. Катастрофически мало. Услышала звук бьющего молота по наковальне. Схватила Шертеса за руку. — Топор. Нам нужен большой топор, а лучше два. Дров в том доме почти совсем нет.
Шертес кивнул, и два топора перекочевали в ее карман. Они успели купить всего десять литров молока, как раздались удары колокола.
— Нам надо уходить, — коротко сказал вампир, и Ирина Павловна с сожалением прикусила губу, так как не успела купить ни молока, ни патоки, ни овощей, ни фруктов, но делать было нечего, грустная пошла за вампиром. Храм — не храм, какая-то небольшая часовенка, вокруг которой не было ни души, но Шертес уверено зашел внутрь, они вошли вслед за ним. Снова удушье, снова разрывало грудь от невозможности сделать вдох, и снова они оказались рядом домом, как и в прошлый раз. Сумасшедший, радостный визг, и Ирины Павловну, все еще сидевшую на земле, жарко стискивают в объятиях ее любимые близняшки и Фанна.
— Мы так ждали, мы так ждали! — захлебываясь слезами, повторяли они.
Сначала надо было снять с мальчиков наручники, но Шертес почему-то не спешил, въедливо расспрашивая их о чем-то.
— Лорд Шертес, почему вы не снимаете им наручники? — наконец, не выдержала Ирина Павловна.
— А вы знаете, что это за наручники? — серьезно спросил он. Она отрицательно покачала головой, в который раз отметив про себя, что начиная с того момента, когда она упомянул об ошейнике, Шертес перестал иронизировать, перестал подкалывать ее и обращался к ней очень сухо и как-то отстраненно, словно они только что познакомились. Ирина Павловна хоть и пыталась убедить себя, что это происходит из-за того, что вампир стал возвращаться к своему прежнему образу жизни, к своему статусу и положению в обществе, поэтому так и вел себя, в глубине души знала (не желая в этом признаваться даже себе), что вампир просто напросто… обиделся на нее. Да, именно, обиделся, как бы дико это не звучало. Несколько раз, пока они покупали хлеб и мясо, он внимательно и выжидающе смотрел на нее, но она упорно делала вид, что не замечает его взглядов, благодарила каждую минуту за его помощь, но… как-то официально, что ли, как-то без искренней душевной теплоты, и Шертес это сразу почувствовал. Вот тогда и он стал разговаривать с нею холодно, немного свысока и смотрел точно также, отстраненно, позволяя ей ощутить дистанцию, разделяющую их. Она мысленно поразилась, как точно и твердо он проводил эту черту, ей стало не по себе, потому что, как бы она не притворялась, она хотела своим сдержанным отношением заставить его испытывать муки совести, за то, что он их бросил, но почему-то добилась совсем другого эффекта.