Это был белокурый, элегантный мужчина лет под тридцать, молодая женщина брюнетка, очень недурная собой, затем маленький мальчик, лет пяти и, наконец, гувернантка-немка, бледная и увядшая, заказавшая кофе с молоком. Морис Артуа наблюдал за ними. Все были веселы, оживлены…
«Это муж и жена, - думал он. - Вот человек, который почти одних со мною лет, менее красив, чем я, и, вероятно, глупее меня, а между тем в двадцать пять лет он уже устроил свою жизнь. И теперь, когда я бьюсь об стену, он спокойно, шаг за шагом, идет по большой дороге…»
В эту минуту маленькому мальчику надоело сидеть на месте; он сначала робко, а потом уже решительно подошел к Жюли. Став перед ней на корточки, он стал смотреть на нее своими ярко голубыми, широко открытыми глазами.
Жюли улыбнулась ему. Он произнес серьезно:
- Красивая дама!
И, приложив к губам всю ладонь своей ручонки, он послал ей поцелуй. М-mе Сюржер схватила его на руки в пылу одного их тех горячих материнских порывов, которые встречаются в женщинах, не имевших счастья сделаться матерями, и стала целовать его смуглые щечки и шею, открытую матросским воротником.
Она поставила его на пол.
- Мы уходим, Морис? - произнесла она взволнованным голосом.
Они ушли; французы проводили их несколько удивленным взглядом. Они не признавались, им не нужно было признаваться друг другу в страшной грусти, овладевшей ими при простой встрече молодой четы и маленького ребенка…
Солнце светило над лесом и разогнало туман, видневшийся лишь кое-где на нижних склонах гор. Около полудня, когда они уже ясно различали сквозь лесные просветы крыши гостиницы, солнце рассеяло последние тучки, позолотило сосны и клены и бросало на дорогу яркие полосы, пересеченные ветвями деревьев. Радостные лучи этого веселого неба проникли в сердца любовников; свежесть воздуха освежала их груди; они догадывались, что и для них скоро откроется горизонт…
Они с улыбкой взглянули друг на друга. Так много раз произносимые старые слова сорвались с губ Жюли:
- Ты меня любишь?
- Да, - ответил Морис и поцеловал эти губы, молившие о поцелуе.
Они подходили: еще один поворот, еще небольшой подъем и они очутились на площадке, откуда открывался чудный вид во все стороны. Они стали осматриваться, узнавали знакомые места, где побывали в течение этих трех недель, как бы исполняя свой долг. Морис не водил свою любовницу только в Гамбурге, где он столько выстрадал, и теперь он в первый раз видел издали его башню и прекрасный парк. Жюли называла знакомые местности: Кенигштейн, Фалькенштейн, Соден, Кронталь и соседние вершины Большого Фельдберга, Альткенига, Малого Фельдберга. Вся страна, изрытая отрогами Таунуса, расстилалась с западной стороны, виднелась желтой равниной до туманного горизонта Франкфурта.