Она сказала: "Мы соскучились", но это, безусловно, означало: "Я... Я соскучилась!"
- Да знаешь, Геля, дела... все как-то... Но сегодня я как раз собирался зайти к вам и узнать, как вы живете... Честное слово, еще утром я сказал себе; "Сегодня надо обязательно зайти и узнать, как там Геля поживает!.."
Когда я кончил свою вдохновенную речь, Геля рассмеялась: она поняла, конечно, что все это я придумал сию минуту, но все равно ей было приятно, что я говорил...
- Так мы вас ждем... Приходите! - сказала она и медленно пошла по коридору. Я смотрел ей вслед. От меня, стуча каблучками, уходила, оставив едва ощутимый таинственный аромат духов, тридцатипятилетняя и древняя земная цивилизация, одетая в темно-синее в мелкий белый горошек платье и светлые весенние чулки.
Может быть, я ждал этих слов десять лет, но, стоя в институтском вестибюле и смотря вслед уходящей Геле, я поймал себя на мысли, что радуюсь, но как-то не очень. Потому что то, что произошло, было не так. Потому что я не понимал, отчего после десяти лет безразличия Геля вдруг стала скучать обо мне...
Что-то сегодня все-таки случилось!..
Геля...
Но прежде было что-то еще...
Что-то было!..
Я поднялся по широкой лестнице наверх, миновал холл с креслами, журнальным столиком и двумя пальмами и протянул руку к темной полированной двери с металлической табличкой N_001.
За длинным столом сидели руководитель института академик Мельников и мой коллега - начальник отдела пан Пепел. Сидели и молчали.
- Есть что-нибудь? - выдохнул я.
Мельников, не отвечая, поднялся из-за стола и подошел к раскрытому в институтский сад окну кабинета, в которое заглядывала тяжелая темно-фиолетовая сирень.
- Ничего, Стае, ничего, - безнадежно проговорил пан Пепел. - Мы не можем расшифровать их передачу.
И я понял, что с того самого момента, когда вчера, вернее, сегодня ночью в четыре утра, ощутив, что все равно уже ничего не соображаю, отправился домой, и до того, как снова открыл темную полированную дверь с табличкой N_001, я в глубине души ожидал, что, войдя к Мельникову, услышу: все в порядке.
- Но не это самое страшное, Стае, - сказал Мельников. - Самое страшное в том, что математический анализ показывает, что этого и нельзя сделать... Их передачу расшифровать невозможно.
- Как невозможно? Что значит нельзя? Почему нельзя? - ошеломленно проговорил я.
- Вот так, нельзя в ПРИНЦИПЕ!
- Что значит в принципе? В принципе невозможно расшифровать такое сообщение, которое не содержит информации... Что же, вы хотите сказать... - начал было я и замолчал, так невероятно и страшно было то, что должно было следовать дальше.