Институт благородных отбросов (Круглова) - страница 19

— Стойте! — выпалила Тори. — Не говорите, я угадаю. Вы — комендант, да? А я — человек, очень приятно!

— Мне уже сообщили, кто вы. Студенты обращаются ко мне "госпожа Боадика", и я — кастелян, — не слишком ласково отозвалась дама. Окинула взглядом комнату с выражением "Ну, что здесь успели изгадить?" Задержала взгляд на кедах, оставленных подле вешалки.

Взгляд потеплел.

— Ваша форма, белье и прочее, — вещи перекочевали в охапку к Тори. — Полотенца. На пол. Не. Кидать! — отчеканила госпожа Боадика тем тоном, каким на войне командуют: "Расстрелять дезертира!"

— Это какой надо быть сволочью, чтобы кидать на пол белые полотенца?.. — рассеянно отозвалась Тори, с насаждением вдыхая запах чистых новых вещей.

— Любым из этих… бездельников, — рот кастелянши захлопнулся, словно она его и не открывала. Тори старательно сделала вид, что так и есть.

— Желаете ужинать?

— Нет, спасибо, не беспокойтесь, я в своем мире поела. Ой, да, раз уж мы заговорили о еде… как я утром найду, э-э-э… столовую, кафетерий, что-нибудь?

— У стен спросите! — кателянша снова захлопнула рот. Должно быть, давала Тори понять: тут вам не справочное бюро. Тем не менее, прежде чем дверь закрылась, она услышала от госпожи Боадики вполне дружелюбное: "Доброй ночи".

* * *

Форма оказалась юбкой и жакетом цвета, который решил было объявить себя пурпурным, но в последний момент понял, как это глупо, убавив яркость. Необходимость носить форму порадовала Тори: не будет проблем с элитой, никто не предложит "пояснить за шмот".

Блузки, туфли, белье — все говорило о том, что мир Энзэ отстал от Земли лет на сто, не меньше. Что ж, по крайней мере, ей не досталось ни пыточного приспособления-корсета, ни позорных трусов ниже колен и с разрезом — хоть в чем-то местные дизайнеры отреклись от викторианщины.

"Кстати, о ней…"

В ванную комнату Тори заглянула с надеждой, но, видимо, ее везение закончилось на трусах. Викторианский сливной бачок притаился под потолком, всем видом намекая: "Дерни, деточка, за веревочку — я на тебя и рухну!". У викторианской ванны не было никаких намеков, особенно — на душ. Шкафчик Тори открыла с полной уверенностью, что отыщет прокладки из тряпья и бараньего сала, а зубная паста будет угольно-черной.

Зубной порошок был белым. Остальное не нашлось вовсе.


Кое-как умывшись, Тори обнаружила: в запертой комнате из ниоткуда возникла чашка чая и тарелка сэндвичей. Или, по крайней мере, что-то, что выглядело и пахло именно так.

Можно было подумать, что ее пытаются отравить, и отправиться спать на голодный желудок. Или напомнить себе, что она нужна институту, как мало кто другой в этих стенах.