Касалась его губ на фотографии, потом закрывала глаза. Представляла, как целую эти губы. Возбуждение поднималось душной волной. Столько лет, а все никак не проходит. Лишь стоило представить, что мы и правда вместе, пусть даже одну ночь, как низ живота буквально стискивало жаром. Другими мужчинами не лечилось — я пыталась.
— Сумасшествие, — пожаловалась я сама себе.
Вышла из поликлиники в солнечный день, который уже клонился к вечеру. Погода была мягкой — сидеть дома преступление. Пятница у меня день занятой, но ещё совсем рано… я сделала то, что делала иногда, каждый раз подчиняясь внезапному порыву. Сегодня желание было почти нестерпимым. Я поехала на кладбище. Кладбища идеальное место для прогулок, а уж нынче меня словно магнитом сюда тянуло.
Аллеи тонули в тени, старое кладбище было больше похоже на парк. Здесь хоронили редко, в основном если захоронение было семейным. Бабушку мы похоронили в одной могиле с дедом, которого и не видели ни разу. В детстве я фантазировала, что может он не умер. Например работает где-то на северном полюсе. А потом приедет, и наша жизнь изменится. Так же я мечтала и о папе. А затем… перестала. Реальность порой такой бывает, что сладкие мечты кажутся неуместными.
Юлька так старалась заслужить одобрение бабушки. Бесполезно. Я это поняла гораздо раньше своей старшей сестры и ломать себя не стала. Хуже относиться ко мне не стали, зато я сберегла хоть частицу себя. И сестра, поняв, что ничего не выйдет просто вычеркнула бабушку из своей жизни. В принципе, и меня тоже, но это совсем другая история.
А я вот не смогла. Мне так семьи хотелось, хоть какой-то. И пусть не вышло, бросить старую женщину совсем у меня не получалось. Прав на квартиру мы не имели никаких, нас прописали только после приватизации, а затем выписали, как только появилась возможность. Но я продолжала ходить уже тогда, когда вселилась в студенческую общагу. Зачем? Не знаю. Приходила. Бабушка поджимала губы, но впускала. Поила слабым, невкусным чаем. Я уходила, понимая, что чего-то важного сказать так и не сумела. А потом она умерла.
— Привет, бабуль, — поздоровалась я с обелиском. На фотографии бабушка была неожиданно молодой, сама её выбрала заранее. Улыбалась счастливо. Такой я жизни я её никогда не видела. — Наверное, тогда мир ещё не успел тебя разочаровать, да? Грустно все, печально. А у меня в животе бабочки. Дура я, бабуль, и это не лечится. Не удивлюсь, если ты все это заранее знала… Гнилое семя, что с нас взять.
Я достала упаковку влажных салфеток, отерла лицевую сторону обелиска. У деда фотографии не было, зато мраморная плита приковывала взор. Цветы здесь тоже я посадила, в мае. Обычно я просто приплачивала сторожу, и он их поливал. Сейчас хотелось что-то сделать самой. Петуньям моей пол-литровой минералки не хватило, но обещали дождь… выдернула несколько сорняков, которые своим радостным видом портили благостную картину. Отряхнула руки. Больше мне здесь делать нечего.