— Можешь молить, ма-аза, плакать, рыдать, делать гордый отстраненный вид, но я подарил тебе жизнь еще той ночью, оставил рассудок и теперь он принадлежит мне. Я стану твоим всем, ма-аза. Я заменю тебе воздух, я заменю тебе солнце и воду, я увижу твою улыбку, На-на… — От каждого его слова по телу разбегались горячие волны довольства, погружая меня в его слова словно в быстрое течение реки, в котором я пропадала с головой, погружаясь под толщу воды, не боясь захлебнуться. — Это не последняя ночь. Ты и сама это знаешь, а сейчас позволь мне ласкать тебя, не заставляя идти против твоей воли. Ты же просила меня не заставлять тебя ждать, да, Нана?
Он обхватил пальцами мое горло, вновь подводя черту, заставляя встать на носочки и откинуть голову к его плечу, ловя взгляд пульсирующих спиральных зрачков.
— Да… Повелитель. — Ответила я, закусывая голодные до его поцелуев губы.
Я пропала.
Разве могла я вырваться, закричать? Конечно, могла, только не делала. Не хотела. Моя строптивость и жесткая самоуверенность рухнули к его ногам разрушенной годами и солеными ветрами крепостью, рассыпаясь тяжелыми камнями. Я ощущала, как дует прохладный ночной воздух из открытых настежь окон, но мне было жарко. Этого было мало для того, чтобы сделать вдох, чтобы понять, что я совершаю огромную ошибку, падая в его руки и доверчиво закрывая глаза.
Он не ждал. Губы мужчины заставляли распускать цветы на моей коже, обжигая голодными поцелуями, оставляя собственнические отметины. Он, добравшись до обнаженного тела, исследовал его пальцами, вжимал в свою грудь, и шумно вдыхал сухой выжженный воздух комнаты.
— Ма-аза… — Прошептал он в очередной раз, шипя, вынуждая мурашки зародиться на сгибе шеи, спуститься вниз к самым пальчикам и вернуться обратно, сталкиваясь и вырывая из моего горла судорожный вздох. — Не сопротивляйся.
Да о каком сопротивлении идет речь?! Я даже стоять не могу прямо, ощущая в коленях слабость тянущую вниз и с надеждой косясь в сторону плотного гибкого хвоста, мечтая, чтобы он вновь завернул меня в свои петли, удерживая на месте.
Не позволяя поддаться, наконец, своему телу и свалиться прямо ему под ноги, или хвататься за его руки как за последний спасательный рубеж, одним рывком поднял меня в воздух, утаскивая в сторону той огромной одинокой кровати, закрытой темными тканями балдахина. Меня буквально забросили внутрь, тут же придавливая горячим телом сверху.
— Тебя когда-нибудь ласкали, Нана? Вот так? — Он прижал неожиданно влажные пальцы к сосредоточению моей женственности и мягко надавил, на этот раз, проявляя больше терпения. — Кто-нибудь показывал тебе, что такое удовольствие?