– Не нравится? - спросила Шарлотта, вплывая в ванную. - Той мне нравилось.
– Может, подстричься? – я задумчиво подергала волнистую прядь. - Что-то не вижу здесь фена и вообще электричества. Кстати, а свет откуда? - люстра в гостиной и плафон в ванной горели вполне привычно, ярко. Не так мертвенно, как уличные фонари. Но – ни розеток, ни выключателей.
– Магия. Давай покажу.
Снова уже почти привычное ощущение заглотившей тебя склизкой холодной медузы – и руки взметнулись, творя пассы. Р-раз – по голове прошла горячая волна, волосы заблестели и легли волосок к волоску. Два – непокорная шевелюра уложилась в высокую строгую прическу. Тр-ри – с лица исчезли следы бессонной ночи и тяжелого разговора, щеки мягко зарумянились, задорно заблестели глаза. Красотка!
– В такую ассистентку не влюбиться – твой Дугал точно сухарь сухарем, - озвучила я логичный вывод.
Шарлотта ещё раз взмахнула моей рукой, выключая свет в ванной.
– А теперь – на кухню. Научу быстро готовить завтрак и делать кофе.
На кафедру Шарлотта меня – или нас? – доставила за пять минут до начала рабочего дня. Дугал был уже здесь, и я с жадным любопытством уставилась на своего предполагаемого нареченного. Тот, впрочем, почти весь прятался за развернутой газетой – кажется, немецкой. Только и разглядела, что жгуче-черную макушку и длинные пальцы без колец. Да ещё Шарлотта тут же одернула:
– Не смотри так пристально. Поздоровайся и беги разбирать почту. Давай, «доброе утро, профессор Норвуд»!
– Доброе утро, профессор Норвуд, - попугаем повторила я и пробежала к столу, на котором громоздилась неровная стопка газет, писем и бандеролей. Если это почта за один день – как он ещё и преподавать успевает?!
– Подозрительная пунктуальность, - пробормотал себе под нос этот доктор-профессор. Даже головы не поднял от газеты. - Я жду пакет из Мюнхенской академии, посмотрите.
– Смотри, - велела Шарлотта. - Немецкий опознать сможешь?
– Я…
– Отвечай мысленно.
«Я знаю немецкий, немного».
– Хорошо. Ищи.
Объемистый пакет нашелся в самой середине стопки – судя по весу и формату, два или три довольно толстых журнала. Под руководством Шарлотты заодно выбрала несколько писем от постоянных корреспондентов. Положила на стол профессора. Слегка задержалась – сейчас, хоть и в неудачном ракурсе, можно было рассмотреть лицо.
Ну и ничего особенного. Мужчина как мужчина. Лет тридцати с небольшим, наверное. Слишком бледный для жгучего брюнета – совсем, что ли, на улицу нос не высовывает? Чисто выбрит, аккуратен – а я уже вообразила себе классического «безумного гения», вечно растрепанного и неухоженного. Он вдруг оторвался от газеты и поднял на меня взгляд. Темный, даже пугающий.