— Да, это проблема, — задумывается Альберт.
— И люди…
— Они не летят, — довольно громко говорит он, и все толпящиеся вокруг пассажиры, уже рассевшиеся по своим местам и загрузившие на полки чемоданы, вдруг встают и начинают пробираться к выходу. Пять минут — и мы остаемся одни.
Это актеры? Он нанял целый самолет актеров? Он вообще больной?
— Еще возражения? — участливо интересуется Альберт.
У меня кружится голова и на глазах выступают слезы. А еще хочется визжать от проступающей в груди пронзительной радости.
— Кстати, как прилетим, начинай готовиться к свадьбе, — вернувшись к газете, между делом замечает он.
— Что?! Какой свадьбе?
— Нашей, дорогая, нашей.
— Я не хочу свадьбу! — выпаливаю быстрее, чем успеваю подумать. — После загса случается все самое страшное!
— Можно не легализовывать брак в России, если ты такая суеверная. Будем женаты за ее пределами. Можно жениться в разных странах. Заодно будет повод почаще летать, — он ухмыляется так нагло, что я не представляю, чего хочу больше — придушить его или зацеловать.
— Зачем это все тебе? Ты же не веришь в любовь.
— Знаешь, во что я верю? — он складывает газету, пытается засунуть ее в кармашек переднего кресла, но — сюрприз! — у лоукостеров таких кармашков нет. Поэтому просто оставляет ее на коленях и смотрит на меня. — В то, что когда я увидел тебя в первый раз: растрепанную, не накрашенную, в носочках этих — я вдруг почувствовал, что мне нравится абсолютно все. И носочки, и то, как ты коряво говоришь по-английски, и то, как пахнешь, выражение твоего лица, когда ты меня рассматривала, даже книжка твоя тебе ужасно шла. Как будто кто-то выбрал из всех вариантов в мире набор идеальных будничных мелочей специально для меня.
— Тебя возбудили мои носочки? — непослушными губами.
— И твой взгляд, когда я склонился к тебе. Ты все, вообще все делала абсолютно правильно, именно так, как мне нравилось. От начала и до конца. Даже когда посылала меня к черту.
— И ты думаешь, это любовь?
— Откуда мне знать? Я же в нее не верю, — пожал он плечами и убрал подлокотник кресла между нами. — Как же тут тесно! Иди ко мне.
— Но…
— Иди ко мне, потом поговорим! — он сгреб меня в объятия, и я почувствовала как мои губы соскучились по его поцелуям. Так невыносимо долго их не было. Как я не ощущала все это время, чего именно мне не хватает?
— Я хотел, чтобы ты поняла свою ошибку. Потому что я все делал правильно.
— Что?! — я возмущенно попыталась вырваться из его рук, снова сбежать от этого невыносимого человека, который все делает наперекор. Уже забыв, что и сама собиралась позвонить ему «когда-нибудь».