Потому что я-то не передумаю.
Но все-таки глупые детские надежды еще теплятся, когда я вижу входящего водителя.
— Вы уже готовы? — спрашивает он.
— К ч-чему? — пугаюсь я.
— Альберт Янович сказал, что вам нужно срочно вернуться в город, — вежливо, но немного удивленно говорит водитель.
— А. Да.
Я иду за ним к машине, с каждым шагом отмеряя десятки последних шансов. Сажусь на заднее сиденье, ставлю сумку рядом, и не удержавшись, оглядываюсь, когда машина в темноте отъезжает от дома.
Только в пустой уже гостиной видны отблески камина. Остальной дом тих и темен. Никто не выходит из дверей. Никто не смотрит в окно.
Вскоре дорога виляет, и дом больше не видно.
Все время пока мы едем, где-то в голове у меня играют все грустные песни подряд.
Но я забыла захватить наушники, а включать динамик телефона как-то неловко. Так что саундтреком моей глупости и горю остается безмолвие зимнего леса.
А потом шум шоссе.
А потом мы подъезжаем к моему дому, и я выхожу, и поднимаюсь к себе в квартиру, уже не думая о том, что могла бы попросить водителя вернуться.
Мышцы сводит от холода, хотя в салоне было тепло.
Войдя домой, я сразу же, не раздеваясь, блокирую Альберта во всех соцсетях и вношу его телефон в черный список.
Пустота
Всю первую неделю я, кажется, на что-то еще надеялась.
Я говорила себе, что сама дура, он твердо сказал, что не будет за мной гоняться, что если я хочу, могу сама ему позвонить. В конце концов, это я ему отказала, а не он мне.
Но все равно — когда я слышала звонок телефона, сердце начинало биться как сумасшедшее.
Даже гудки машин на улицах заставляли меня замереть на секунду или две и потом долго пытаться отдышаться.
Я поставила себе программу, блокирующую сайты по выбору и каждый день вносила в нее новые адреса. Потому что моя нелогичная часть каждый же день находила очередной новостной портал, где были новости о «Корунде» и его главе.
Нет, я не жалела о том, что отказалась. Но от этого не становилось менее больно. Я помнила, что время стирает любую боль, учит с ней жить, и в конце концов прячет под наслоениями повседневных дел. Надо просто подождать. И я ждала.
Весь первый месяц я просыпалась в слезах. Я никогда не плакала днем. Улыбалась, работала за троих, задерживаясь практически каждый день, потому что Алиска была сумасшедше влюблена и витала в облаках, забывая о деле. Я молча брала ее задания себе.
У меня не пропал аппетит и мне не хотелось ни напиться, ни броситься во все тяжкие. Просто просыпалась в слезах.
Ничего.
Весна не приходила слишком долго. Весь март руки леденели даже в перчатках, и сыпался с неба противный мокрый снег, залеплявший ресницы по дороге домой. Я смотрела на светофоры сквозь мутную влагу растаявших снежинок. И надеялась только на то, что к маю смогу согреться.