Когда я была маленькой, наша семья каждое лето проводила месяц в деревне моего отца. Каждый день моя бабушка делала свежий сыр, а пекарь приходил с большим кругом хлеба, отрезая по кусочку для каждой семьи. Мы с сестрами ловили пескарей в реке, собирали дикий лесной орех на краю поля и ходили по деревенским дорогам, собирая сухой коровий навоз, чтобы удобрять огород моей бабушки.
Хотя мое детство было идиллическим во многих отношениях, в моей семье была и темная сторона. В сельских районах Франции, таких как деревня, где вырос мой отец, взрослые обычно применяли физические наказания, чтобы дисциплинировать своих детей. Над нашей кухонной дверью висела лопатка с деревянной ручкой, и мой отец считал это нормальным аспектом воспитания детей. Несмотря на его глубокую преданность и любовь к своей семье, его приступы гнева часто превращались в приступы ярости, которые пугали меня из-за интенсивности выражения его лица и физического насилия, которое должно было последовать. Даже после того, как я стала старше и насилие утихло, его суровый подход к жизни никогда не соответствовал моему свободному нраву.
Моя мать родилась в 1920 году и вела совсем другой образ жизни, но страдала по-своему. Ее космополитическая семья жила на окраине Парижа и была достаточно обеспеченной, хотя и не принадлежала к аристократической среде конца 1800-х гг. Моя бабушка, родившаяся в тот же год, когда была построена Эйфелева башня, умерла вскоре после рождения моей матери от испанского гриппа, который уничтожил миллионы людей в Европе. Будучи молодой женщиной, моя мать пережила Вторую Мировую войну, вынужденная покинуть свой дом в рамках Парижского Исхода. Она прошла много миль со своими братьями и сестрами и тысячами других беженцев, в то время как бомбы падали вокруг длинной очереди людей, спасающихся из разрушенного войной города. Трудное детство моей матери усугублялось болезненным отторжением, которое она испытывала от своей часто жестокой мачехи.
Когда моя мать встретила моего отца и они решили пожениться в 1950 году, некоторые члены ее семьи не одобрили это. Она была из состоятельной Парижской семьи, а мой отец, который был моложе ее на четыре года - из бедной фермерской. Каждый из них страдал по-своему: он - из-за того, что рос в бедности, она - из-за гибели матери и тягот войны. Моей матери было тридцать лет - в то время это считалось довольно поздним возрастом для вступления в брак, и она была полна решимости создать крепкую семью. У них родилось три дочери, из которых я была самой младшей.