— Ты пахнешь… — выдавил он из себя, не торопясь поднимать головушку молодецкую с моего плеча.
Мог бы и потактичней о том, что я воняю немытым телом! Чего тогда целоваться лез? Если пахну? Попробовала отпихнуть от себя наглого дракона. Да снова потерпела фиаско. — Изыди, а? — попросила его тоскливо, думая о том, а не повторить ли фокус с ногой.
Только теперь не по стопе стучать гипсом, а по колену, например. Выше не дотянусь, к сожалению. Шмыгнула носом и надула губы. Идиотская ситуация. Мелкий пакостник понаблюдав за нашими нежными обжиманиями, решил всё по-своему. Подлетел к столу ректора, на котором лежали стопками диски, книги, валялось несколько так любимых тут гелевых ручек, и даже чернильница стояла. Или нечто похожее на неё. Покружив немного и разглядывая предметы, дракошка выбрал объект-жертву и, опустившись на столешницу, попробовал спихнуть с места большой кругляш, стоящий на подставке и очень похожий на мою продуктовую карточку по форме и цвету. Удалось ему сдвинуть стекляшку далеко не с первого раза. Он смешно пускал струйки дыма сквозь ноздри, тяжко вздыхал и смотрел на меня страдальческими изумрудными глазами, мол гляди как я стараюсь… Сдвинув с места кругляш на подставке, он подтолкнул его к краю стола, а там стеклянная и, видимо, дорогая сердцу Иллариоши штука, полетела на пол.
Звук разбитого стекла привёл в чувство поплывшего мужчину. Он вскинул голову, посмотрел на меня удивлёнными глазами и повернулся на звук.
— Связь с министром… — простонал он и метнулся к столу.
А дракоша отряхнул лапки, и быстро пролетев разделявшее нас расстояние, устроился у меня на плече. Усмехнувшись, подумала о том, что разбитый кругляш, видимо, был местью за то, что Илларион занял так полюбившееся дракончику место.
— Итак, Яна Неразумная, — плакать над утерей ценного артефакта ректор не стал, просто сгрёб ногой осколки и присел в своё кресло. — О чём ты хотела поговорить?
— Я разумная, — вежливо напомнила о том, что человек тоже не дурак, чай.
Он как-то странно посмотрел на меня в ответ на это и пожал плечами, мол, пойми этих женщин.
— Я жду, — напомнил сухо.
В чём причина такого поведения, интересно? То лез обниматься и целоваться… а это было приятно, кстати, стоило признать. То теперь строит из себя неприступного начальника.
— У меня очень много вопросов. Очень, — просветила его, улыбаясь. — Хочу отдельную комнату… — ректор в ответ на это приподнял брови и посмотрел на меня с выражением лица, мол ещё чего скажешь интересного? — Душевую тоже отдельную. Нога вот болит… нервы на пределе… душа плачет от неустроенности, — чем дальше говорила, тем насмешливее смотрел на меня Иллариоша. — А когда она плачет, она ничего не хочет. Ни с драконами общаться, ни медальоны снимать… — закинула пробный камень и скорчила скорбную мину, показывая, что мне так плохо, так плохо. — А уж ошейник как мешает жить… кто бы знал.