– Да ладно, не в рванье же хожу, в конце концов. Всё верно говоришь, живём с мамой, не бедствуем, но и лишнего себе позволить не можем. Спасибо! Не ожидал, если честно.
Мы сердечно попрощались, от чая с домашним вареньем я отказался, так как время уже было позднее, и мама, которая сегодня отработала в первую смену, наверняка волновалась. Всё-таки на ночь глядя отправиться в частный сектор, где имеется своя гопота – довольно опасное занятие.
Однако, благодаря альтруизму Саши Ерасова я сэкономил… Ну не знаю, сколько, но явно не меньше двадцатки. Когда-нибудь всё равно верну Александру деньги, хорошие дела я старался никогда не забывать.
В понедельник я первым делом заскочил к Бузову и без лишней помпы вручил ему деньги. Тот ловким движением спрятал их в карман, пожал мне руку и поинтересовался, как всё прошло. На что я ответил, мол, всё прошло замечательно, естественно, не собираясь рассказывать о скандале и сломанной руке аборигена.
– Ну и хорошо, если вдруг снова на свадьбу пригласят – подходи, не стесняйся.
А перед уроком литературы наконец-то продемонстрировал свою поганую сущность Щебень. Этот ублюдок не придумал ничего лучше, как нарисовать на доске меня любимого (ну а кто еще мог быть изображён в майке, трусах и боксёрских перчатках), целующимся с девушкой, в которой можно было угадать нашу Верочку. Конечно, не Саврасов или даже Шилов, но всё равно сомнений в том, кто был изображён на доске, ни у кого не оставалось.
Когда я вошёл в класс, он как раз отряхивал руки от мела, направляясь к своему месту на «Камчатке». Глянув на меня, под смешки своей кодлы мерзко ощерился. В первое мгновение мне хотелось разбить ему морду тут же, но я сумел себя сдержать.
– Щебень, после уроков во дворе, – сказал я как можно более выдержанно, взял тряпку и принялся стирать его художества.
– Ладно, – протянул тот, – забились.
Оставшиеся три урока меня колотило от ненависти, я не мог спокойно смотреть в сторону Щебня, так и рвало меня на части желание подойти и зарядить ему в челюсть. Сам не знаю, с чего это я так завёлся. Ведь подобного рода шуточки в подростковой среде – вещь вполне рядовая. Вот только для меня учительница русского и литературы виделась чем-то настолько чистым, незапятнанным, что даже намёк на оскорбление в её сторону вызывал во мне целую бурю эмоций. И пусть он там о чём-то шепчется на перемене со своими подельниками, это ему вряд ли поможет.
Насколько я помнил, все разборки у нас за редким исключением – а разборки, особенно в первый год обучения, случались не раз – проходили во дворе за зданием котельной. Тут как раз имелся утоптанный пятачок, способный вместить двух бойцов и человек двадцать зрителей. Как случилось и в этот раз.