– Ой, тебя же Таня ждёт! – всплеснула руками мама. – Ну-ка одевайся быстрее, беги к ней… И захвати сорок копеек.
Татьяна, насколько я помню, была вообще против, чтобы сына подруги стричь за деньги, но мама настояла, мол, не на последние же стрижёмся. За свои стрижку, окраску и укладку она тоже платила, но Таня брала с неё куда меньше, чем в салоне Дома быта, практически только за расходные материалы типа краски или шампуня. Так что за модельную стрижку я платил практически по прейскуранту, только не сидел в очереди.
Таня, будучи разведённой и воспитывавшая дочку, жила на Красной, напротив краеведческого музея, в старом доме с обвалившимися углами. Насколько я помнил, в середине восьмидесятых должна получить новую квартиру на Западной поляне, а пока принимала в своих двухкомнатных хоромах.
– Здравствуйте, Татьяна, – поздоровался я, когда на мой стук открылась обитая дерматином дверь.
– А-а, Максим… Я думала, ты раньше придёшь. Смотрю, Надя тебе куртку купила? И джинсы… Ну ты вообще теперь завидный жених! – рассмеялась она. – Ладно, чего стоишь в дверях, проходи.
Хозяйка была в коротком халатике, открывавшем не только вполне даже стройные ноги, но и ложбинку между грудей, в которую улёгся золотой крестик на золотой же цепочке. Каштановые волосы накручены на бигуди, на лице ни следа косметики, но и без неё она выглядела весьма аппетитно. И золото в ушах и на пальцах ей шло. Хороша, чертовка, мелькнула в голове скабрезная мысль. Эх, где мои пятьдесят восемь лет?!!
Я повесил куртку в прихожей, скинул ботинки, всунул ноги в тапочки и направился к трюмо, перед которым стояло самое настоящее парикмахерское кресло. В него и уселся.
– Как обычно, модельную?
– Угу… А Света ваша где?
– Она сегодня у бабушки, тебя подстригу и пойду забирать.
Светой звали дочку Татьяны, оторву шести лет от роду, которая, окажись сейчас здесь, постоянно путалась бы у матери под ногами. Неудивительно, что при первой возможности Татьяна сплавляла её к своей маме.
Настоящая машинка у неё тоже имелась, в общем, под рукой был полный набор парикмахерских принадлежностей. Татьяна хоть и работала в женском зале, но стригла и мужчин, и очень даже неплохо, во всяком случае, это я помнил по себе.
Зажужжала машинка, снимая лохмы с моей головы. Потом в дело пошли ножницы. А мой взгляд то и дело непроизвольно стремился в ложбинку, отражавшуюся в зеркале передо мной. В какой-то момент я посмотрел выше, и поймал её насмешливый взгляд и лёгкую, уголком губ, улыбку. Блин, спалился! Она прекрасно понимает, куда я пялюсь, стыдоба какая… А с другой стороны, 15 лет – возраст вполне пубертатный, да и чего мне, старому волчаре, собаку съевшему в такого рода делах, стыдиться?