Ничего такого, конечно же, я Шульгину говорит не стал, иначе он меня отсюда не то что коленом под зад, а сообщит о крамоле в соответствующие органы. Там на мой возраст не посмотрят, конечно, не посадят, но из комсомола я вылечу с такой характеристикой, что о светлом будущем отдельно взятого Максима Варченко при социализме останется только мечтать. Разве что я мог бы заявить, мол, не говорил я ничего такого, врёт всё отставной полковник. Но кому поверят – студенту училища или ветерану, фронтовику, орденоносцу, если судить по планкам на пиджаке? Поэтому я предпочёл за лучшее оставить своё мнение при себе, приготовившись дальше слушать товарища Шульгина.
– Момент меня там один зацепил, – продолжил он, вернувшись к моей книге. – Это где ты описываешь, как пленных загоняли в теплушку, а политрука с перебинтованной головой заставили раздеться на морозе догола и закололи штыками, предварительно выколов глаза. Как тебе удалось так ярко описать эту картину… Читал, а у самого кулаки непроизвольно сжимались. До сих пор стоит перед глазами.
Да уж, я неплохо постарался, когда описывал экзекуцию. В рассказе Морозова такого эпизода не было, я его сам придумал, для усиления эффекта обставив смерть несчастного политрука такими подробностями, чтобы любой нормальный человек, прочитавший этот отрывок, испытал эмоции аналогичные тем, что испытывал сидевший напротив меня полковник в отставке.
– Пока ты и сам неплохо справляешься, – продолжил Шульгин, – но всё равно, думаю, помощь ветеранов лишней не будет. Да что там, я тебе сам столько всего могу понарассказать… Я же всю войну прошёл: в июле 41-го был призван, оборонял Москву, участвовал в Можайско-Вяземской наступательной операции, потом нашу дивизию перебросили под Сталинград, брал в плен Паулюса… Не лично, конечно, но видел Паулюса живьём. А закончил войну в Праге, имея ордена и награды, перечислять которые, думаю, нет смысла. Кому надо – и на планке увидят. Как тебе такая биография?
– Героическая, – совершенно серьёзно сказал я. – Пожалуй, я бы записал ваши воспоминания.
– Тогда выбирай время.
– У меня сегодня тренировка в семь, нужно будет ещё домой заскочить, переодеться и форму взять. Часа два есть в запасе.
Нет, не то что я зря потерял время, записывая в течение пары следующих часов воспоминания фронтовика – я действительно узнал кое-что любопытное, что могло пригодиться в создании книги. И я некоторые моменты обязательно использую. Ничего страшного, что имя полковника придётся дописывать в предисловии как консультанта.
Главное же, что я приобрёл союзника в лице Шульгина. В XXI веке эта должность не так значима, как сейчас. В СССР Советы ветеранов считаются реальной силой, благо что этих самых ветеранов в живых осталось ещё немало, а многие занимают высокие посты. Не говоря уже о членах Политбюро, там тоже хватает фронтовиков, а не только тех, кто отсиживался в тылу, типа Андропова или Черненко. Кстати, последний даже успел нашей Пензенской областью поруководить после войны. Шелепина тоже можно вспомнить. «Железный Шурик» периодически мелькает в книгах о попаданцах в числе кандидатов в генсеки, но фигура, скажем честно, неоднозначная… Хотя что уж тут, идеальных политиков не бывает. Иногда, чтобы удержаться у власти, приходится идти на непопулярные меры или вообще таких свиней подкладывать конкурентам… Даже физическое устранение на этом фоне не кажется чем-то из ряда вон выходящим.