Через неделю, в вечерних сумерках, в злую вьюгу и стонущий ветер мальчишка-смотрящий залетает в замок с криками: «Едут черные собаки!» Кто-то из слуг успевает заткнуть ему рот, но Намара уже вертится тут как тут и усмехается, поглядывая на свою будущею «жертву», словно стервятник, который приметил раненого кролика и уже предвкушает вкус дохлятины.
Баса помогает мне уложить волосы и одеться в домашнее платье, украшая талию тяжелым серебряным поясом с рубинами – еще одним подарком Тьёрда, который нашелся среди множества свертков. Он явно переделан с традиционного северного украшения, потому что именно такие пояса принято подносить в дар будущей жене. Чем богаче дар – тем больше любовь. Такой была бы рада получить любая северянка, даже из Высоких семей. Вот только северные руны перебиты халларнскими темными письменами, и их тяжесть словно пришибает меня к земле.
— Господин будет рад видеть, как ты преобразилась, - восхищенно шепчет Баса, в последний раз поправляя мою прическу, и накидывает мне на плечи белый меховой отрез.
Конечно, теперь я не выгляжу как голодранка. На мне столько дорогих побрякушек, что если продать все сразу, как есть, можно выручить денег на пару боевых коней в полной сбруе. Только радости от предстоящей встречи во мне ни капли. Лишь страх, что проклятый убийца каким-то образом проникнет мне в голову и разведает тайные замыслы.
Я медленно спускаюсь вниз, старясь, чтобы спина была ровнее, чем только что выкованный меч, и до последнего не отваживаюсь смотреть на Тьёрда, который вопреки традициям не ждет меня в пороге, чтобы получить благословение, а уже развалился в кресле около камина, устало откинув голову на высокую спинку. Темные волосы влажными от талого снега змеями стекают вниз, резко контрастируют с мертвенно бледной кожей.
Он выглядит так, словно еще минуту назад стоял на смерть в бою с неравным противником. И когда подхожу ближе, моя догадка подтверждается. Он без доспехов и сорочки, и поверх бинтов, перетягивающих грудь, проступают алые пятна крови. Стальная рука исцарапана и покрыта вмятинами, а на шее, в опасной близости от тугой выпуклой артерии, свежая, еще сочащаяся кровью рана.
— Баса, Ши, - оглядываюсь на домашних, которые вместе со мной вышли встречать «господина», - теплую воду, ларец с травами и горячее питье с можжевеловым вином и медом.
Пока они бросаются врассыпную, я пытаюсь вспомнить все, чему меня учили мать и лекарка. Не так уж мало. Достаточно, чтобы зашить раны и не дать чужестранцу умереть от заражения крови.