Чувствую себя совершенно беспомощной. Бесполезной.
Бикуль прочно врос в потолок и отказывается спускаться. Шторм его сильно напугал, так что оставляю кота в покое и даю ему время успокоиться.
Касаюсь пальцами прокушенной губы и болезненно морщусь. Кровь остановилась, но губа распухла и неприятно ноет.
Влажная одежда липнет к телу, обтягивает, точно вторая кожа, и неприятно холодит при малейшем движении. Лучше снять ее сейчас.
Но сначала Энзо. Едва ли у него хватит сил раздеться самостоятельно.
Опираюсь коленом на край кровати и касаюсь холодной щеки пирата. Как лед! Нельзя это так оставлять. Бессмертный или нет, но болеет он, наверное, как обычный человек.
– Энзо, – зову его тихо и касаюсь плеча, – тебе нужно раздеться.
– Разрешаю, – шепчет он и сладко улыбается, но веки не поднимает.
Закатываю глаза и скрещиваю руки на груди. Стискиваю зубы, чтобы удержать очередную колкую шутку и глубоко вдыхаю. Вот всегда так. Не мужчина, а непредсказуемая пороховая бочка. Никогда не знаешь рванет она сейчас или минут через пять.
Ладно. Прекрасно! Я взрослый человек и могу помочь другому человеку, если он смертельно устал.
– Тебе придется привстать, если не хочешь, чтобы рубашку я с тебя срезала, – угрожающе нависаю над Энзо.
Ножа у меня нет, но он-то об этом не знает. Вдруг я была плохой девочкой и обыскала его шкафы?
Энзо протягивает ладонь и безмолвно просит помочь встать. Шутит? Он такой боров, что я одну руку его не подниму.
Прикладываю палец к губам и прикидываю, как заставить его подняться. За руку – нереально. Не хватит сил, да и плечо разнылось, не выдержит напряжения. Дернет ненароком и я вообще двигать рукой потом не смогу. А впереди еще много бед, нутром чую.
– Ладно, если не хочешь по-хорошему, – бурчу тихо, чтобы он не услышал.
Забираюсь на кровать и встаю над Энзо, расставив ноги по бокам от его пояса.
Губы кривятся в усмешке, а я сажусь на его бедра и протянутую руку кладу к себе на талию. Впиваюсь пальцами в его шею и чуть тяну на себя.
– Давай, Энзо, будь паинькой. Мы с тобой это уже проходили.
– Если я и устал, – говорит он, мягко приподнимаясь навстречу, – не значит, что не хочу тебя.
Хмыкаю и потихоньку стаскиваю с него влажную ткань. Поддается она с трудом, и пару раз я даже нечаянно царапаю смуглую кожу. Тихонько ругаюсь и рычу, дюйм за дюймом освобождая его руки из мокрого плена.
– Каракатица мне в брюхо, какой же ты тяжелый, – шиплю сдавленно и отбрасываю в сторону рубаху.
Смотрю вниз и отчаянно краснею.
– Так. Теперь штаны.
Он стискивает губы, а под ними дрожит улыбка. Его пальцы касаются моих бедер и немного тянут на себя. Золотисто-зеленоватые радужки темнеют и прячутся под прищуром густых ресниц.