— Хорошо, передам, спасибо за завтрак, — натянуто улыбнулся Макс, поднимаясь.
— Макс, я не хотела тебя задеть, — остановила Устинова, схватив за локоть прежде, чем он вышел из кухни.
— Я-то тут причем? — усмехнулся.
— Я же вижу, что тебе неприятно быть Почтой России и передавать такую новость. Просто я хочу, чтобы ты меня понял. Парни так умеют красиво говорить, но потом это оказываются всего лишь слова. Я не хочу больше сопливого мальчика, который испугается тебя и убежит. Мне хочется быть с сильным и уверенным в своих чувствах мужчиной. Или не быть ни с кем.
— Я понял, не волнуйся, — приобнял меня Макс.
— Всё равно я чувствую себя не очень, — призналась, вдыхая крышесносный запах.
— Прекрати, он поймет.
Черт, а я уже себе надумала вчера, что Устинову нравлюсь, даже хотела присмотреться, а тут такое. Даже обидно, что он не сам, а его кто-то просил.
Максим
Удар.
“Или самый настоящий трус”.
Удар.
“Или неуверенный в себе мужчина”.
Удар.
— Хватит молотить грушу, — раздался голос друга.
Удар.
“Меня, как девочку, эти варианты не устраивают”.
Удар.
“Я не хочу больше сопливого мальчика”.
Удар.
— Твою… (Пи-пи-пи-пи)! — ору, избиваю грушу.
— Успокойся, — повышает голос Паша.
Оборачиваюсь, в зале каждый смотрит на меня с изумлением. Мне не свойственно так выражать чувства, обычно со всеми я слишком вежлив, особенно, когда нахожусь на грани. Предпочитаю держать эмоции под контролем, чтобы не совершать ошибки.
— Она права, я совершенно в себе не уверен, — утыкаюсь лбом в грушу.
Паршиво.
— Вспомни, из каких передряг ты вытаскивал наш бизнес, неуверенные люди себя так не ведут.
— Какой к черту бизнес? — рычу.
— Мне так и хочется двинуть тебе по физиономии, чтобы в себя пришёл.
— Так ударь!
— Я, конечно, понимаю, кровь кипит, п@@@юлей хочется, но это не ко мне, у меня сегодня особенный день, чтобы с разбитой рожей ходить.
— Что мне делать? — вздыхаю, опуская руки.
— Во-первых, прекратить ныть, и послушать своего друга. Во-вторых, спустить сеструху с пьедестала. Ты её любишь, это я уже осознал, но ты относишься к ней, как к хрустальной, что ли. В роли друга ты превосходен, но как только свои яйца пытаешься подкатить к Кире, в тебя вселяется пятнадцатилетний пацан, который путём даже изъясняться не может. Что за херня с письмом? Ты об стену, что ли, стукнулся? Даже думать не хочу, что ты там понаписал. И вообще, о чем ты думал, когда сам же доказывал ей не один год, что за слащавыми обещаниями ничего нет. Сам, мать его, вылавливал пацанов, запугивал. Да ты когда мне написал, я блином подавился, напугав Ирку. Думала, не понравилось, — заулыбался Пашка.