Но мне не нужно было воображать или прислушиваться — эти звуки всегда звучали в моей голове, они шли от сердца.
— Теперь понятно, почему флейры не терялись.
Вдруг накатила грусть. Я ясно представила, как мы с моей половинкой рассекаем черную гладь неба, и летим, слушая разговоры звезд. Сердце защемило от тоски. Я зажмурилась, прогоняя прочь ненужные мысли, задержала дыхание, чтобы выдохнуть в ночь свое отчаяние, а после вдохнуть капельку надежды, и не заметила, как надо мной навис воин.
— Дели, — позвал он.
Я открыла глаза и замерла под опалившим огненным взглядом. Рыжие всполохи плясали на дне черной бездны, будто и не отблески костра, а настоящее пламя, скрытое внутри воина. Жаркий взор блуждал по моему лицу, очертил овал, скулы, замер на губах. Почти осязаем. Во рту пересохло, дыхание участилось. Воздух внезапно стал густым, тягучим, в нем витало что-то знакомое: темное, запретное и… такое желанное. Оно давило тяжестью на грудь, оседало туманом в легких, проникало ядом в кровь, побуждая ту бежать быстрее, пульсировало в венах.
Я вырвалась из полыхающей бездны, чтобы остановить взор на чувственной линии рта. Четко очерченный, с отчетливыми трещинками на нижней губе, чуть более полной, чем верхняя. Я хорошо помнила, что они не такие мягкие, как кажутся. Нет, они могут жесткими, требовательными, властными, могут — осторожными и даже нежными, но никак не мягкими. И это мне нравилось.
Осторожное прикосновение ладони к щеке отозвалось мурашками по коже. Ритар прочертил большим пальцем линию вдоль скулы, вниз к подбородку, неотрывно следуя за ним глазами, после резко запрокинул мою голову, вырвав судорожный вздох, и обжег губами кожу шеи. Медленно, тягуче. Пощекотал языком бьющуюся жилку, втянул нежную плоть, намеренно оставляя след. Обозначил короткими поцелуями чувствительное местечко за ухом, прихватил губами мочку.
Тихий стон нарушил безмолвие горной вершины. Я покорно принимала ласку мужчины и не вспоминая о сопротивлении. Было так… приятно? Нет. Восхитительно? Тоже не то. Было… пронзительно, остро, невероятно. Словно скольжение по грани — жесткий захват, шершавые пальцы, не позволяющие увернуться, и жалящие поцелуи, перемежавшиеся с нежными касаниями языка. Мне почудилось, что я снова вишу на том дереве, неподвижная, беспомощная, а мой господин играет со мной. Пусть сейчас мои руки не связывали путы, я отчетливо понимала, что не смогу вырваться, пока наемник пирует над моим телом, смакует каждый крохотный участок кожи. Я понимала, что полностью в его власти, и это знание отзывалось томным трепетом где-то под ребрами.