Слезы закапали на кожаную обивку, а Мире хотелось только умереть и больше ничего.
Она испытывала гамму эмоций от наслаждения до ненависти, и от этого было еще паршивей. Отвращение и тошнота, подступившая к горлу, не давали ей ни расслабиться, ни продолжать сопротивляться. Она полностью обмякла в руках мужчины и поняла, что не сможет больше простить.
Ни его. Ни Яна.
— Бл*ть, — выругался Дима и вышел из нее.
Он слышал, как тело под ним содрогается в рыданиях, возбуждение стало спадать, и ему стало жаль девчонку. Глупую маленькую девчонку.
— Иди сюда, — он сгреб ее в охапку, заглядывая в глаза, полные слез.
Тушь потекла, оставляя грязные разводы на щеках, ярко-алая помада размазалась на пухленьких губах.
— Прости, ладно? — проговорил он, и слова прощения давались очень сложно.
Он смотрел в её глаза, и видел в них непонимание, неверие, и ещё непонятно что.
— Я правда думал, что все это игра.
Он хотел было отойти, создать для неё зону комфорта, когда Мира обхватила руками его плечи, и уткнувшись в грудь, зарыдала ещё сильнее.
Это обезоружило. Сорвало бронежилет и поставило к стенке. Он стоял как идиот, и не знал что ему со всем этим делать.
Ладонь сама зарылась в волосах, поглаживая макушку. Она же совсем ещё маленькая и беззащитная. Нашёл на ком самоутвердиться. Дрожь хрупкого тела, уже начала передаваться ему. Как он обычно заглаживал вину перед своими любовницами? Сейчас ему казалось, что это не сработает.
— Иди сюда, — он потянул Миру в сторону дивана, усаживая на край, и протягивая стакан, из которого сам не допил. Ее зубы стучали о стекло, когда она жадно пила крепкий виски и даже не морщилась. Довел девчонку до истерики, практически до невменяемого состояния, сам остался не удовлетворен, и в полной прострации, как поступать дальше.
— Я кретин, — Дима взъерошил себе волосы, принимая из рук девушки стакан и снова наполняя его.
— Отвези домой, пожалуйста, — всхлипнула Мира, а дрожь в теле не прекращалась.
— Давай не будем спешить, а? Я могу лечь здесь, а ты в другой комнате. Я не стану больше тебя трогать. Утром отвезу, куда скажешь.
В номере повисла тишина, Мира понимала, что спорить скорее всего бесполезно, и ее даже не парил ее изорванный в клочья топ. Куда важнее была изорванная душа.
Мужчина встал, открыл огромный стеклянный шкаф, который занимал полстены, и извлек оттуда запакованный пакет.
— Вот, можешь надеть пока, — он раскрыл упаковку, и накинул на плечи Миры, мягкий, нежный и идеально белый, с золотыми буквами на груди, халат.
— Мира…
— Что? — Дима сдвинул брови и машинально провел подушечкой пальца по ее щеке, смахивая крупную слезу.