— Уж такое счастье у негра — умереть маленьким и стать ангелочком.
И этими же словами он ответил на соболезнование Педро Мигеля, когда тот поздно вечером возвращался из Лома-дель-Вьенто к себе домой и проездом заглянул в ранчо Тилинго..
Это было убогое жилище: земляной пол, кое-как обмазанные глиной стены из пальмовых веток, вся почерневшая от дыма очага соломенная крыша. За стеной в крошечном загончике рыл землю поросенок, и его хрюканье сливалось с причитанием женщины и тихими словами Тилинго.
В темных углах ранчо, там, где обычно хозяева спали, теперь были разложены рогожи, на которых хранился урожай, скрытый от глаз тряпьем, повешенным на веревке от стены к стене. В дальнем углу, где принимали гостей, висел огромный кувшин, привязанный к вбитому в пол колу, рядом у стен стояли скамьи для гостей, сейчас занятые негритянками, товарками и соседками хозяйки дома. Посреди ранчо возвышался стол, на котором среди скромных лесных цветов лежал скончавшийся младенец. Гробиком ему служил ящик из-под свечей, открытый с одной стороны и наклоненный для лучшего обозрения. Лицо младенца было искажено гримасой предсмертной судороги. Глаза, со вставленными между веками палочками, широко открыты.
В спертом воздухе жалкого ранчо стоял душный запах цветов, украшавших гроб, и едкая вонь навоза, которой тянуло из поросячьего загона. Время от времени жена Тилинго громко вскрикивала, и ее рыдания тут же подхватывал сочувственно-жалобный хор негритянок. Поросенок хрюкал и остервенело копал рылом навоз, отчего вокруг еще сильнее разносилась нестерпимая вонь. Снаружи, у стены ранчо, в группе мужчин кто-то сказал:
— Должно быть, его, как положено, зажарят.
Педро Мигель гадливо передернул плечами и еще больше насупил сдвинутые брови.
Плохой для него выдался день. «Пляска дьяволов», которую устроили негры, привела его в дурное расположение духа, испорченное настроение не рассеяла даже поездка в Лома-дель-Вьенто, причем он не переставал недоумевать, почему ему вдруг приспичило туда поехать. И все усилия Эулохии и сестер развеселить его также ни к чему не привели. Картина беспросветной нищеты, в какой жил негр Тилинго, навеяла на него мрачные мысли… Заработать, чтобы потом пропить? Может, и так!.. А может, потому, что заработка не хватает на самое необходимое для семьи, жалкими грошами не заткнешь ни голодных ртов, ни дыр на одежде… Но ведь не он же платит им за работу, да и сколько раз он думал, как это мало!.. «Ты привораживаешь народ, Педро Мигель…» К чему это сказал падре Медиавилья? И навязчивые слова не шли у него из головы.