обернулась блуждающим огоньком, который светил в беспредельном ночном мраке.
Но многие, утверждали, что огонек тот вовсе не блуждал, а постоянно горел в глубине леса и только из ночи в ночь менял свое место.
— Никакой это не Тиран Агирре, — уверяли негры, когда заходил разговор о блуждающем огоньке. — Той душе на веки вечные заказано маяться. Верно, тут объявилась совсем другая жуть.
Педро Мигель молча выслушивал эти разговоры, но однажды все же не вытерпел:
— Вечно вы носитесь с разными привидениями. Я вон каждую ночь выхожу в поле, с тех пор как вы завели эти ваши разговоры, и брожу кругом, но так ни разу и не увидел никакого огонька.
Точно так же он ответил Хосе Тринидаду, которого нечаянно разбудил как-то рано утром, когда еще только пропели первые петухи.
— И где ты только бродишь по ночам, парень? Вот всыплю тебе как следует!
Но таинственные ночные прогулки не прекращались, и Гомарес стал настойчиво доискиваться их причины, пока наконец Педро Мигель, избегая его проницательного взгляда, угрюмо не сказал:
— Ладно, скажу вам, как на духу. Я очень боюсь привидений и хочу отделаться от этого страха. А для этого мне надо повстречаться с тем призраком, который, говорят, бродит вокруг Ла-Фундасьон.
Пораженный таким неожиданным ответом, Хосе Тринидад молча уставился на своего приемного сына. В его взгляде сквозило восхищение и уважение плебея к благородной крови семейства Алькорта, которая текла в жилах Педро Мигеля. Это чувство как бы сопутствовало его любви к мальчику. Приглядевшись к нему внимательней, он увидел, как Педро Мигель изменился и повзрослел за Последнее время. На его возмужалом лице, повернутом в профиль к Хосе Тринидаду, уже пробивался легкий пушок, брови были сурово сдвинуты, гордо сжатый рот и упрямо торчащий вперед подбородок придавали юноше решительный, неприступный вид.
Хосе Тринидад, еще не отдавая себе отчета в этих переменах и словно желая получше разглядеть Педро Мигеля, сказал:
— Повернись-ка ко мне, Педро Мигель. Посмотри мне в глаза.
Педро Мигель резко, почти грубо, приблизил свое лицо к лицу Гомареса, который внимательно всматривался в него.
Бессонница оставила темные круги под глазами Дичка; веки его покраснели и воспалились от долгих ночных бдений.
Хосе Тринидад вдруг, словно догадавшись о чем-то, с хитрой улыбкой предупредил:
— Будь осторожен, сынок. Не растрачивай свою молодость, тебе ведь только стукнуло шестнадцать годков.
Юноша гордо вскинул голову и резко сказал:
— Не тревожьтесь. Вы, как говорится, слышали звон, да не знаете откуда он. И потом, я уже вам говорил…