В результате выполнения данного приказа, как решил адмирал Ямада, японские корабли образуют кильватерную колонну, которая сможет сконцентрировать огонь хотя бы на одном русском крейсере и вывести его из строя, а если удастся – потопить. Русские крейсера тоже перестроились. Правда, чуть не произошло столкновение, вот такого в истории морских сражений не бывало, подумал Иессен, на виду у неприятеля два крейсера таранили друг друга, вот бы был конфуз. Корпуса «Богатыря» и «Громобоя» в какой-то момент створились, и этим не преминул воспользоваться неприятель. Дальность была примерно двадцать кабельтовых, как определил дальномерщик броненосца «Фусо», и старый броненосец дал сигнал целеуказания другим кораблям седьмого отряда, потрепанного, но еще вполне боеспособного, и борта кораблей окрасились дымами выстрелов, как увидели все на владивостокском отряде крейсеров.
Головной в японском отряде, перестроившемся из строя клина в кильватерную колонну, была канонерка «Майя», не бронирована, но вела огонь из шестидюймового и пятидюймового орудий. Вторым шел деревянный корвет «Цукуба» с мощным парусным вооружением и дымовой трубой, вооруженный четырьмя новейшими орудиями Армстронга в шесть дюймов. Третьим был флагманский броненосец «Фусо», на котором уцелели лишь тоже два шестидюймовых орудия с одного борта. За ним следовала канонерка «Такао» с четырьмя пятидюймовыми орудиями и опять на борт могли действовать только два, а замыкала 7-й отряд канонерка «Чокай», с одним уцелевшим восьмидюймовым орудием Круппа и лучшим канониром отряда – выпивохой Масо. Всего японцы выпустили по створившимся кораблям Иессена за три минуты, что русские были лишены возможности стрелять своим неудачным маневрированием, которое так лихо начиналось и за которое Иессен сделал замечание своему начальнику штаба, два восьмидюймовых, семьдесят шестидюймовых и семьдесят пятидюймовых снарядов.
Крейсера «Богатырь» и «Громобой» попали под накрытие, вода вокруг них закипела. В момент маневра «Громобой» практически был вынужден остановиться, а «Богатырь» – подставить свой нос. Канонир Масо тщательно прицеливался, очень хотелось отомстить этим гайдзинам за Порт-Артур, который японские войска уже взяли десять лет назад силой и мужеством своих воинов, но подлые подковерные интриги, недостойные сынов Ямато, вынудили вернуть его русским. Там погиб отец Масо, и семья вынуждена была жить впроголодь, а мать Масо стала проституткой, чтобы вырастить троих детей. Всю свою ненависть он вложил в первый снаряд, и его поглотило море, видимо, ненависть – плохой помощник. Тогда Масо призвал дух отца и деда, как положено в синтоизме, взмолился им и, тщательно прицелившись, выстрелил еще раз. Снаряд весом в сто сорок килограммов был фугасным, попал в кормовую надстройку крейсера и штатно там разорвался практически посередине корпуса. Огненный смерч прошелся и по расчетам трехдюймовых орудий, и по подносчикам боеприпасов, и по лоткам со снарядами, уничтожив кормовой дальномерный пост, начался пожар, в общем, убыль была, как донесли командиру «Громобоя» Дабичу – пятнадцать убитых и двадцать два раненых члена экипажа. Шестидюймовые снаряды попали в каземат носового орудия, броня выдержала, фугас пробил борт напротив машин, и аварийная команда кинулась устранять течь. Расчеты японских пятидюймовых орудий стреляли точнее, и снаряды шесть раз ударили в «Громобой»: у машин в борт ударил фугас и помог образующейся течи, в корму, где уже бушевал пожар, в третью дымовую трубу крейсера, проделав в ней приличную дыру, во вторую дымовую трубу, в нос в районе ватерлинии (обшивка удар выдержала, но дюжину заклепок срезало, и вода стала сочиться внутрь) и в кормовую башню Гаврилы Юркина. Ощущение было такое, как будто находишься внутри колокола, вспоминал он потом, к счастью, все остались живы, благо снаряд был небольшой.