- Филипп Морено, младший инспектор из шестого участка, - хмурый одноглазый инспектор, точно прошедший войну, кивнул на убитого. - И это уже третий труп на моей территории с терновником и монетой в руке. Притом, я знал Морено, империалистом он не был, скорее - радикальным либералом. Вержей ненавидел и неоднократно выступал за поголовное уничтожение теров.
Ненавидел вержей, но брал монеты у той девушки. А если прикинуть стоимость часов и костюма - не только у нее одной. Дело вполне известное и понятное: не все вержи приобретали заметные отметины, многих из них нельзя было отличить от человека, и за солидную взятку они покупали себе документы свободного гражданина. Так ведь проще: не надо поступать на государственную службу и регулярно отмечаться в досмотровом участке, можно получить образование, а то и вовсе жениться.
За такие дела проштрафившихся полицейских и чиновников отправляли в вечную ссылку на север, но всех не переловить, а деньги многим нужны здесь и сейчас.
Филипп же точно не чурался плотских удовольствий, если вспомнить видение. Но его нельзя использовать как улику, даже озвучить кому-то содержание. Паранормальные способности - особенность вержей и ушей, в крайнем случае - древних аристократических родов, которые сейчас считались уничтоженными или же ассимилированными с другими слоями населения. Поэтому лучше молчать и искать другие улики.
Хавьер встал и огляделся по сторонам. Место пустынное, самая окраина городского парка, рядом бывшая усадьба Бомонтов, а ныне - Дворец гражданской регистрации браков и новорожденных. Кусты с набухшими почками рядом, кованая ограда, и однорукая статуя древней девы, на которую борцы за нравственность набросили рваную тряпку вместо одежды.
Шанс найти свидетелей минимален. Да и время смерти, если верить докладу медика - около шести утра, не самое оживленное.
- Что унюхала гончая? - Хавьер чуть склонил голову, разглядывая жуткое существо в наморднике.
Когда-то оно было женщиной, наверное даже красивой: большие глаза, темные брови и четкие скулы. Губы должно быть полные, но сейчас их полностью скрывал намордник, цепь от которого уходила к одноглазому инспектору. От темных волос гончей осталась рваная мальчишечья стрижка, рассеченная полоской белого шрама от виска к затылку. Длинные конечности с узловатыми суставами, слушались ее плохо, а может гончая просто не хотела выполнять свою работу. Но для нее это единственный способ оставаться в живых: бродячих и бесполезных монстров пристреливали разрывными пулями, чтобы не было шансов собрать раздробленные кости и заживить раны. Одна взбесившаяся гончая могла положить пару десятков людей, прежде чем ее усмиряли.