Что там было, как они мутузили друг друга, приглядываясь и принюхиваясь, Михалыч уже не помнил, не важная для его жизни мелочь. Поймал он хлыща на ложной атаке и от всей души вломил ему левой в зубы, полусжатой ладонью, оставляющей при таком подходе к бойцовскому делу долгий и несмываемый отпечаток на лице наглеца.
Вроде всё окончилось, разошлись по-хорошему, а через неделю за ним пришли. Прямо на строительную площадку, в конце смены. Михалыч отдал теодолит растерянно выглядывающему из-за спин чекистов начальнику участка и под конвоем был провожён до бытовки. Переоделся под бдительным присмотром, и был увезён в холодную. Через месяц состоялся суд, где адвокат смог таки отбить его от пятнашки, но десять, десять лет он всё-таки получил! Не простой оказался залетный гость, а из самого ведомства товарища Абакумова.
Плачущая жена, бледные лица родни, стук решёток и топот подкованных, начищенных до блеска сапог. Затем дрожащий на стыках разбитого пути "Столыпин", набитый такими же как он "бесписьменными". Статьи у них были разные, но срок один, один на всех.
Ехали в основном ночью, днём отстаиваясь на глухих тупиках. Вагон медленно брёл в составе на север, в сторону ещё зеленеющей тундры и ждущего свежей крови гнуса.
- На пятьсот первую везут - авторитетно заявил единственный их них блатной, попавшийся после череды удачных квартирных краж. Блистая нержавеющей фиксой, он объяснял политическим всю ущербность их положения. Из его слов выходило, что мало кто вернулся, выехав из Салехарда в сторону величаво текущей Оби.
- Если никто не вернулся, откуда ты знаешь? - спросили профессионала лома и отмычки.
Улыбнувшись ещё шире, вор снисходительно объяснил
- Не все там сидят, кое-кто охраняет. В отпуска ездют, деньги просаживают, бабам на югах треплются, а от них-то всяк честной вор узнать может.
- Ты что-ли? - не унимался скептик
- Да хотя бы и я! - расправил плечи идущий на первую ходку.
Всё когда нибудь заканчивается, закончилась тряска в вагонах. Их выгрузили на захолустном тупике среди ровной как стол тундре и колонной погнали к восходу. Михалыч шёл с краю, поглядывая изредка на новый конвой, встретивший их на пункте разгрузки. Больше тысячи человек растянулись изрядной колонной, а охраны было не больше роты. Правда, рота эта могла легко завалить батальон, стоило только взглянуть на их ровный шаг по разбитой дороге, крепкие руки, сжимающие новёхонькие карабины, цепкий взгляд, выхватывающий малейшие отклонения от предписанной Уставом нормы. Встретившись взглядом с конвоиром, Михалыч поспешно отвернулся. Что-то было там такое, непредставимое даже для прошедшего полвойны человека. Что-то не совсем отсюда проступало сквозь загорелую кожу.