Всё было готово и я каждые полминуты поглядывал в сторону станции, прислушиваясь не идёт ли поезд. Успех затеянного заключался в одновременном снятии часовых по обе стороны высокой железнодорожной насыпи. А потом несколькими выстрелами снимаем часовых на насыпи и уводим людей в лес. Вроде бы все телодвижения охраны, повадки, даже как они по малой нужде ходят за эти два дня наблюдения были изучены. Да и сами они не представляли для нас какой либо опасности — это были обычные, рядовые полицейские, причём с довольно поверхностной подготовкой. Любой красноармеец первогодок вёл бы себя в подобной обстановке более ответственно и добросовестно. А так полицейские, одетые в добротную гражданскую одежду с белыми повязками на рукаве, охраняющие пленных, относились к ним с презрением, считая их сломленными и способными только на этот рабский труд. Команду, которую мы решили освободить, выгоняли каждый день на железную дорогу, где они занимались расчисткой полосы отчуждения по обе стороны. Пленных было тридцать человек, а полицейских, вооружённых винтовками, восемь, лишь у старшего был автомат, которым он очень гордился. Схема охраны простая: четыре человека на верху насыпи, откуда контролируют пленных и обстановку по обе стороны насыпи. Остальные четверо полицейских по два человека на краю полосы отчуждения уже смотрят за своими подопечными, чтобы они не ускользнули в лес. Каждые два часа охранщики меняются местами. За время наблюдения обратили внимание на следующее обстоятельство. Когда проходил по насыпи поезд, то полицейские наверху насыпи переходили на одну из сторон и немного спускались вниз и чисто рефлекторно, с любопытством смотрели на проходящие мимо вагоны и платформы. Поэтому план у нас был довольно простой. Разбиваемся на две группы и каждая к часу дня сосредотачиваются на своих позициях недалеко от края полосы отчуждения на расстоянии одного рывка до часовых. Где то около двух часов дня в восточном направлении каждый день проходил товарный поезд и как только паровоз минует группу полицейских на насыпи, наши делают рывок и уничтожают часовых. После чего быстро смешиваются с пленными, а как только эшелон скрывается за поворотом нападают на остальных полицейских, расстреливая их из пистолетов, которые в это время не спеша подымаются на рельсы и занимают исходную позицию. Всё просто, но любая мелочь, не вовремя обернувшийся полицейский или немецкая охрана, мимо проезжающего поезда, заметившая что то подозрительное — всё это могло сорвать операцию. Поэтому я немного нервничал. Нервничал и из за того, что уже после нашего разговора с начальником штаба, который утром сообщил своё решение остаться со мной, возникло столько вопросов по предстоящей операции, что мы чуть было не отказались от её проведения. Но в течении двух недель сумели заготовить достаточное количество продовольствия, устроив несколько удачных засад на дороге. Достали и одежду, и обувь — это была в основном немецкая форма. Но теперь глядя на пленных, которые копошились около насыпи, меня вновь начали терзать сомнения в успехе задуманного. Не в том, что мы не сумеем их освободить. Тут я был почти уверен в успехе. Даже если будет неудача, прикроем отход и отойдём.