К тому времени уже была договоренность с Тушинским заводом о том, что они дают ракету. Но именно с этого момента главным стала уже не техническая сторона проекта, а идеологическая. Теперь можно было думать и о проведении PR-акции, тем более, что приближался день Защитника Отечества. Поэтому я предложил провести 23 февраля митинг ветеранов, где и озвучить планы по установке ракеты. Ветеранов собралось полтора десятка, но главное – было телевидение. С Игорем Нечаевым я договорился заранее – сюжет пошёл в эфир в ближайшем выпуске Дмитровских новостей.
Но информационное сопровождение проекта шло уже давно – на Caves’е я исправно отчитывался о ходе работ. Поэтому повторяться не буду, а постараюсь описать то, что в эти отчёты не вошло – информационно-идеологическую составляющую проекта. Так получилось, что и технической, и информационной частями занимался я. Нелепость происходящего меня просто поражала – ведь я ни разу не строитель, не политработник, и даже не руководитель. Как я мог этим заниматься? А главное – ведь даже в армии не служил, и не имею к этому всему никакого отношения.
Вот написал это, и сам же понял, что неправ. Как строителя меня готовили 3 года на военной кафедре. Да, это была теория, но надо же когда-то переходить к практике. К политработе я тоже имел отношение со времён учёбы в институте – был комсоргом группы со 2-го по 5-й курс. Правда, к тому времени комсомол уже шёл к закату. Недостающие знания я получил на семинаре по Public Relation осенью 2000-го года. А уж практику я нарабатывал, встревая в общественные дела супруги. Теперь же наступила её очередь совать нос в мои дела, чем она активно занималась. Ну а руководителем к тому времени я был уже со стажем – с 1994 года возглавлял малое предприятие.
Короче, выяснилось, что судьба тщательно и кропотливо подготовила меня к этой миссии. И столь же тщательно пресекла все мои попытки от выполнения этой миссии увильнуть. А главное – было странное чувство, что я на войне. Информационной войне. Я помнил руины тех полков, где побывал. Мне не давали расслабиться и гнали дальше постоянные вопросы: «Ну как дела с ракетой?» или «Ну что, с памятником всё заглохло?» И я понял, что это надо сделать любой ценой – уже нельзя не сделать. Я был готов платить эту цену – деньги у меня были. И платил – когда уже после установки памятника я составил список расходов, выяснилось, что я потратил больше 100 тысяч рублей. Я порадовался – легко отделался, рассчитывал, что платить придётся больше.
Было странное ощущение – только вперёд! Я жил только этим. Не знаю, понимали ли это окружающие? Думаю – вряд ли. Но на встречу шли очень охотно. Не то, что денег за работу не просили (хотя было и такое), но цену не заламывали. И вот наконец настал решающий день, когда надо было ехать за ракетой. Всю дурь и накладки, которые происходили в тот день, невозможно описать. По крайней мере – печатно. Скажу только, что из дома я вышел в 6 утра, а ракету поставили в шестом часу вечера. И всё это время я ничего не ел, и, кажется, даже не пил. Когда ракета уже стояла, Игорь, рабочий с Тушинского, сказал: «Надо бы поесть!» Я протормозил: «Ну поехали в Макдональдс». Игорь деликатно поправил: «В смысле – поесть» и показал пальцами. До меня наконец дошло! У Шерхана в магазине взяли бутылку и каких-то сарделек, и сели тут же под ракетой на лавочке. Разлили на троих, Валентин Драч был за рулём. Я взял стакан и подумал: «Ну сейчас и развезёт! А, ладно – дело сделано!» Но водку еле почувствовал – то ли потому что на свежем воздухе, то ли потому, что целый день на адреналине (скорее всего).