— Ну, а теперь проверим твои собственные возможности и пределы.
Понятия не имею, зачем он произнёс эти слова мне прямо в губы, да и что они значили, раз уж на то пошло, но протрезвить меня до конца у него так и не получилось. Может только на несколько минут и то не полностью и при вынужденной смене локации. Спасибо памяти, трепыхавшейся тогда полуживым мотыльком и скрывавшей от полуослепших глаз большую часть пролетевших перед ними картинок. Хотя тело, да, цеплялось за ощущения, как тонущий в пучине сумасшедшей стихии за маячки спасительных тросов. А, если быть точнее, за руки Астона, без какого-либо усилия совершавшие надо мной то или иное действие, особенно, когда было нужно поднять меня на ноги, как невесомую пушинку и перетащить в сторону кровати. При чём всё происходящее и испытанное воспринималось мною, будто размытыми кадрами из реалистичного сна, под буйствующей атакой взбесившихся эмоций и неосмысленного сопротивления.
Правда, на настоящее сопротивление это никак не тянуло, особенно после того, как меня уложили спиной на кровать (при чём не так уж и нежно) и раздвинули мне ноги куда шире плеч. Ну, и не забыли припечатать сверху психо-прессующей картинкой в виде нависнувшего надо мной лица моего столь любимого внеземного палача. То, что началось дальше… боюсь, это вообще находилось за пределами здравого восприятия и рассудка.
— Учти, обратного пути уже не будет, даже после того, как всё закончится. Тебе придётся с этим жить до конца своих дней, — он уже начал меня изводить и пытать, пока еще известными мне приёмами из своих не таких уж и далёких эротических диверсий.
А что я могла сделать в ответ? Тихонько постанывать и сдерживаться от изводившего меня желания наконец-то свести ноги и сдавить внутренней стороной бёдер свою изнывающую киску? Я ведь даже ничего не могла сделать своими руками, всё еще связанными за моей спиной, a теперь еще и придавленными к кровати всем моим весом. Кажется, я их уже и не чувствовала, зато всё внимание и эрогенные ощущения сконцентрировались на воспалённых интимных зонах и пальцах Астона. И не только пальцах. Его губы тоже подключились к начатой им игре с моим доведённым до полуобморочного состояния телом. А я-то наивная, думала, что поцелуи и интервальные ласки с моими сосками — это максимум, что еще можно со мной сделать, или, вернее, чем меня можно довести дo желаемого состояния и результата. Ни черта подобного!
Всё это — лишь лёгкая прелюдия, невесомая игра кончиков пальцев по чувственным струнам уже давно разбуженного и сладко ноющего естества. По сути, я лишь вложенный в ладони виртуознoго маэcтро музыкальный инструмент. Моё прямое предназначение — издавать ту мелодию и те звуки, которые собирались из меня извлечь без видимых на то усилий профессиональные руки моего растлителя. А также и губы. И язык… и член… И скрытая за всем этим Тьма — изголодавшаяся, ненасытная и беспощадная.