Я сжала дверную раму так, что костяшки побелели.
Двое мужчин стояли спиной ко мне у трибуны с открытой книгой, выходящей за ее края. Низкий медленно листал страницы, его лысая голова сияла в тусклом свете, а нарядная рубашка натянулась на широкой спине, сдавленной поясом черных брюк. Мужчины шептались, потом низкий захлопнул книгу. Они повернулись и пошли к двери, за которой я стояла.
Я застыла, как мышка, попавшая в тень кота, не зная, куда бежать.
— Время — деньги, Клод. Сколько нам ждать?
— Сколько нужно. Существо рано или поздно сдастся, иначе мы попробуем снова.
Голоса были все ближе. Я опомнилась и попятилась, ноги в носках не издавали ни звука.
— Нужно попробовать еще раз сейчас. Другой готов. Очистим этот круг и…
— Терпение, Джек. Как только мы поймем, что у нас, это имя сможет стоить…
Дверь библиотеки раскрылась, и Клод вышел, приподнял брови при виде меня. Делая вид, что я только спустилась с лестницы, я замерла, словно удивилась, увидев их.
— О, — выдохнула я. Сердце словно застряло между ребрами. — Дядя Джек, я не знала, что вы…
— Что ты делаешь? — он стиснул зубы, короткая белая борода резко контрастировала с загорелой лысой головой. — Тебе нельзя быть внизу.
Я отпрянула, глядя на паркет. Откуда я должна была это знать? Было бы мило, если бы кто-то это упомянул. Кстати, Робин, пожалуйста, держись подальше от подвала. Мы не хотим ввязывать тебя в преступления.
Хотя слова не очень-то подходили. Никто в этом доме не говорил мне «пожалуйста».
Дядя Джек что-то буркнул Клоду, тот сухо рассмеялся и ответил:
— Я тебя с этим оставлю.
Он прошел мимо меня к лестнице, удивительно тепло улыбнулся. Тонкий белый шрам тянулся по его подбородку ко рту, и от этого странно выпирала нижняя губа. С его высоким широкоплечим телом и любовью к твидовым пиджакам он смешивал облик профессора колледжа и угасающего великого спортсмена, ушедшего из большого спорта.
— Робин, — голос дяди Джека ударил как хлыст. — Подойди сюда.
Я направилась к нему, разглядывая этаж, очки съехали по носу. Я поправила их. Дядя Джек не был очень высоким, но я была далеко не высокой, и его холодное внимание давило на мои плечи, которые были вдвое уже, чем у него.
Он кашлянул.
— Как ты устроилась?
Я нахмурилась от странной высокой ноты в его голосе, быстро оглядела его лицо. Он пытался изобразить улыбку. Выглядело так, словно ему было больно.
— Ты пробыла тут… день, да?
— Два дня, — пробормотала я. Сорок пять часов и двадцать минут, если бы я считала. А я не считала. Не каждую секунду, по крайней мере.
Кого я обманываю, каждую.