– Но ведь он… как бы это сказать, – замялся дядя Паша, описывая бокалом большой круг, – имбецил! – нашел он нужное слово.
Слово парню понравилось, он расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке и поправил воротник.
– Еще и лучше, – кивнул Анатолий. – Зато его будет незаметно в толпе.
Дядя Паша тяжело вздохнул:
– С кем приходится работать, Боже мой, Боже мой! – простонал он, качая головой. – Ладно, Анатолий, оставьте нас.
Он жестом пригласил оробевшего парня присесть. Тот опустился на краешек стула и попробовал закинуть ногу за ногу, но нога сползла у него обратно. Он еще немного повозился и, чувствуя себя совсем неуютно в ледяном молчании дяди Паши, затих и уставился ему в лоб.
– Ты меня еще не знаешь, – начал внушительно дядя Паша.
– Уже знаю, – попробовал объяснить парень. – Вы – дядя…
– Помолчи, когда с тобой старшие разговаривают! – прикрикнул дядя Паша, – В армии служил?
– Нет, я больной, – объяснил парень.
– Оно и видно, – согласился дядя Паша. – Значит, так. Слушай внимательно и запоминай. Вот тебе фотографии двух людей. Ну куда ты их суешь, отдай обратно! – воскликнул он, глядя, как парень пытается засунуть фото в карман. – Просто посмотри и запомни. Хорошенько запомни!
Объяснив, что парень должен делать, дядя Паша поинтересовался, есть ли у него мобильный телефон.
– А как же, – обиделся парень.
– Вот и хорошо. Каждый вечер будешь мне звонить и докладывать, понял?
– Понял, – с готовностью кивнул парень. – А что докладывать?
– Дурень! – зарычал дядя Паша. – Все будешь докладывать, понял?
– Теперь понял. А только у меня денег нету. А тут еще транспортные расходы…
– Дурак-дураком, а про деньги соображаешь, – проворчал дядя Паша и вынул тощую пачку купюр:
– Действуй!
Парень, идя к выходу, прошел из кабинета через гостиную, где Ангел, он же, оказывается, Анатолий, сидя за столом, чиркал что-то в блокноте.
– Давай пошустрее там. Не лови ворон, понял? – не отрываясь от блокнота, проинструктировал Ангел.
– Да уж как-нибудь, – снисходительно ответил парень. – Я теперь… этот… децибел! В смысле – эмбицил.
Медсестру, которая уже перестала падать в обморок, привели в кабинет к следователю Малахову. Она успела прийти в себя и ушла в глухую несознанку, – на вопросы не отвечала, гордо отворачивалась и с презрением смотрела на залысины следователя. Малахов уже успел выяснить, что наркотик в шприце был чрезвычайно редким для России и употреблялся в основном в Америке, и то не в больницах, а лишь в спецтюрьмах для особо важных преступников в обстановке строгой секретности от Конгресса США. То есть Конгресс США старательно делал вид, что про употребление этого вида наркотика для дознания – в интересах государства, естественно, – ничего не знал. Судя по отпечаткам пальцев, в России медсестра не успела запятнать себя разногласиями с законом, и, следовательно, личность ее установить было затруднительно. Ожидая, пока заморские коллеги «пробьют» ее отпечатки, Малахов решил сыграть в доброго следователя, который убежден, что бедную женщину подставили злые люди, из-за которых она будет практически невинно страдать, в то время как коварные преступники будут наслаждаться жизнью на свободе.