Муж выругался так, что у дочери в животике, наверное, ушки покраснели, да повернулся к водителю. Спросил его на английском:
– Это такси?
Тот помотал головой и покосился на зонтик с ужасом. Поспешно рассказал про босса, и Вася вздохнул:
– Нехорошо получилось. Чужого дракона угнали. Придётся вернуться за Наполеоном.
Приказал водителю разворачиваться, и я едва не поседела. Обняв Васеньку, приготовилась к неминуемой гибели, когда этот прихвостень наполеоновский без предупреждения и поворотников крутанул руль. Отчаянно сигналя и матерясь на жуткой смеси языков, помчался обратно. Вася, как обрёл дар речи, так сразу за зонтик схватился:
– Ты как водишь, шумахер недоподрезанный! Не мешки с чаем везёшь!
Поскольку Васенька на эмоциях орал на родном, мне пришлось перевести и ещё объяснить сложную лингвистическую загадку про «недоподрезанного». Краснея при этом – уж я мужа не первый день знаю, поэтому то, что Вася имел в виду, для меня не тайна. А вот как отреагирует обездоленный Наполеон, неизвестно. Предложила выйти заранее, чтобы не сталкиваться нос к носу с разъярённым колобком. Но Вася непреклонен.
– Я не хочу, чтобы ты пострадал, – пыталась переубедить мужа. – Я конечно не дам тебя в обиду, но… Вдруг Наполеон уже с солдатами на берегу поджидает, а тут ты весь беременный и беззащитный…
– Это я беззащитный?! – хохотнул Вася. – Ты это моему зонтику скажи! Мы с тобой отличная команда, Васёк, и любому Наполеону покажем, где розовые слоны зимуют!
Но, когда мы остановились, солдат не было, а был лишь Наполеон и одинокий полицейский. Вася дёрнул меня за руку, не давая вылезть из машины, да высунулся в окошко:
– Эй, сладенький! – нагло заявил муж на английском. – Сбежать решил от беременной жены? Мало того, что я тут по Дели голодная мотаюсь, так ещё и ты решил сбежать от беременной жены? Вот рожу прямо в машине, узнаешь почём фунт плесени в сырный год!
Наполеон побледнел и воровато посмотрел на полицейского, который смял лист и, брызгая слюной, доступно объяснил колобку, что негоже отрывать занятых людей и втягивать в семейные разборки. На слабые блеяния, что несчастный не знает эту женщину, полицейский внимания не обратил, может потому, что Наполеон на эмоциях пытался объяснить это на французском, а не английском.
– Кто вы? – усевшись в машину по кивку моего мужа, спросил Наполеон. – Что вам надо?
– Шоколада, – серьёзно заявил Вася и погладил живот: – Для меня и сына моего…
– Дочери, – привычно поправила я.
– Узнаем точно, если сейчас же не поем, потому что от голода рожу в этой машине! – потрясая зонтиком, рявкнул муж. – Ферштейн?