Ольга пила маленькими глотками. Торопливо и жадно поглощала тёплое питьё, вкуса которого не чувствовала. Оно благотворно опускалось в желудок, принося облегчение.
Мерцание перед глазами прекратилось, зрение прояснилось. Взор упёрся в широкую золотую каёмку высокой чашки из тонкого фарфора. Перекочевал на узловатые пальцы, сжимающие хрупкую ручку, на участливый сосредоточенный взгляд, блуждающий по её лицу, сложенные в сострадательной улыбке губы. Отблески огня играли на женском лице в обрамлении кипенно-белого чепца с узким отворотом. Слышалось потрескивание дров, пахло дымком и чем-то ещё: едким и тошнотворным.
Ольга, не в силах произнести ни слова, не спускала глаз с накрахмаленного головного убора женщины, не понимая, где находится. Больница и сиделка возле неё? После падения это было бы логично. Однако женщина не была похожа на медсестру.
Голову Ольги бережно опустили на подушку; губ коснулась мягкая ткань.
— Вот и славно, — вздохнула женщина облегчённо. — Мадди побежала за мистером Пэйтоном.
Чашка мелодично звякнула о блюдце.
Миледи? Мистер? Сиделка в чепце. Ольга скосила глаза на столик у кровати. На нём, заставленном пузырьками и коробочками, тускло горела лампа с круглым старомодным плафоном молочного цвета. Над ним возвышалась подкопченная узкая часть стеклянной колбы.
Тело Ольги покрылось холодным потом, дыхание перехватило, сердце застучало надрывно, болезненно. Что происходит?
Сиделка привстала, отрегулировала высоту фитиля и вернулась на стул. Свет стал ярче. Ольга уставилась на нависший над кроватью медового цвета полубалдахин, украшенный бахромой и прихваченный с двух сторон изголовья шнурами, декорированными крупными пушистыми кистями.
Выдавить из себя ни одного слова у Ольги не вышло. Слетающий с губ слабый сип походил на звук воздуха, толчками вырывающегося из пробитого колеса.
Женщина склонилась над ней и прислушалась:
— Потерпите, миледи, скоро прибудет доктор.
Ольга ухватилась за её руку и с трудом выговорила:
— Что со мной? Где я?
— Потерпите, миледи, — сиделка накрыла напряжённые пальцы подопечной тёплой ладонью, поглаживая. — Господь даст, всё образуется.
Ольга не отрывала взгляд от белеющей под рукой женщины узкой ладони с тонкими длинными пальцами, на одном из которых блестели два кольца. Она чувствовала чужие прикосновения, но свою руку не узнавала. У неё никогда не было ничего подобного: витое золотое обручальное кольцо, на вид чуть великоватое, прижималось вторым: с бриллиантом и двумя рубинами по обеим сторонам от него. Рядом на подушке, щекоча лицо, разметались волосы: длинные, блестящие, платиново-пепельные. Не её волосы. Что за чертовщина? Галлюцинации? В какие игры играет её больной мозг? А что Ольга больна, она это чувствовала: слабость пригвоздила к постели; пот, пропитавший сорочку, холодил открытые участки тела.