— Постой-постой, — оторопев, Тимофей притормозил у входа в его квартиру. Я остановилась рядом с ним, все еще с загипсованной рукой, хотя неделя проскочила – успевай отсчитывать дни. Нас выписали сразу на третий день. Раньше не могли, потому что следили за динамикой восстановления здоровья Тимофея, но, слава богу, все обошлось, и теперь мы дома. Он подхватил меня на руки, и на мои сопротивления никак не реагировал. — Я должен свою невесту перенести через порог дома. Так положено.
— Это после свадьбы, дурачок! — посмеялась я, а его соседи уже повысовывали свои носы и стали наблюдать за новым концертом в исполнении Котова. Тот с размаху дал ногой по двери, хорошо, что успел отпереть замок и занес меня, вновь воспользовался ногой, ударяя пяткой по ней же, и металлическая дверь с характерным щелчком защелкнулась. — Ну ладно, хватит, — смутил меня больше, чем требовалось. Оставив короткий чмок мне в носик, все же поставил на ноги, крепко обнимая за талию.
— Теперь ты будешь здесь всегда… рядом со мной, — огорошил с порога, ведь мы еще ничего не решили. И даже не рассказали родителям, что собрались по-тихому расписаться в загсе. Наши мамы точно не придут в восторг, особенно госпожа Котова. Мы успели пообщаться, и женщина показалась мне настолько родным человеком, что даже не поверила сначала своему впечатлению. А потом, видя, как наши мамы сошлись и теперь беседуют, о чем угодно, да так легко нашли общее для разговоров, волнение ушло на второй план. Как и то, что отец Тимы и Лев Григорьевич – папа Стефании, смогли урегулировать вопрос с брачным контрактом. Еще один камень с плеч.
— Я займу огромную часть твоей берлоги, — шутливо язвлю, на что в ответ получаю еще один поцелуй, затем Тимофей повел меня в спальню.
— Хоть всю квартиру, — добавляет, махнув рукой в пространство. — А теперь, — коварно поглядев на меня сверху вниз, начал расстёгивать пуговички на сарафане, оголяя грудь, кстати, которая стала настолько чувствительной, что любое прикосновение к соскам, тут же отдается в паху мощным импульсом. А прознав про новую точку мгновенного возбуждения, Тимофей теперь норовит помучить меня, начиная именно с исследования груди. — Я хочу любить тебя очень нежно…, — мурлычит, а я уже приподняла руки, и он стянул с меня платьице, оставив в одних трусиках. Делает шаг вперед, аккуратно укладывая на кровать, а сам, раздвинув мои бедра, ложится сверху, накрывая своим весом. — Очень медленно и долго, — продолжает соблазнять, постепенно опускаясь вниз и захватывая в рот один сосок. Я прогнулась в пояснице, испуская стон удовольствия. Он играет со мной, соблазняет, снимая с меня трусики. Сам до сих пор все еще в одежде. Спустившись еще немного, обдувает влажную дорожку, которую оставил после своих поцелуев.