Ненависти вопреки (Ермакова) - страница 111

— Смешно ли, — натягиваю милую улыбку, а внутри неприятно ёкает. Чёрт! Очень похожи на тех… из сна-видения-глюка. — Но описываешь, будто выглядели как ангел и демон.

Никитин и бровью не ведёт, но его руки сжимают руль сильнее.

Делаю вид, что не замечаю.

— Так и было… — наконец нарушает молчание Александр. — Чем её покорил — неизвестно, но до встречи с твоим отцом, мама слыла женщиной с взрывным характером, непреклонной, и даже порой жестокой. А с ним преобразилась — расцвела, смягчилась. В ней открылась вторая натура, о которой многие и не подозревали. Но и Михаил изменился. Кто знал его до знакомства с твоей мамой, отметили, что она единственная, кому он позволял из него верёвки вить.

— То есть, они друг друга стоили, — сухо подытоживаю. — Странно услышать, что не папа, а мама была оторвой…

— Не то чтобы оторвой, — спешит поправить Никитин, — она была не самая смиренная и изнеженная дама. Умела постоять за себя.

М-да, копаться в психологии отношений родителей, которых толком не помню сложно, да и проблематично — слишком размыта и поверхностна информация. Сейчас бы в себе разобраться.

— Хочу домой в Гатчину заехать.

— Зачем? — бросает на меня недоуменный взгляд Никитин.

— Просто, — не знаю, как ещё объяснить — пожимаю плечами. — Давно не была…

— Нужно будет с Андреем поговорить!

Своим рассуждением Александр ставит в тупик. Недовольно морщусь и отворачиваюсь к окну. Даже такие вопросы теперь решает Зепар, будь он не ладен!..

На Васильевском острове вечные пробки. Давно укоряли Антона Николаевича, мол, специально далеко забрался, чтобы реже приезжали. К тому же Александр, не так быстр и ловок, как Андрей или Серёжа.

Пару часов толкаемся в пробках и, наконец, останавливаемся возле элитной двенадцатиэтажки, с охраняемой стоянкой.

***

— Вит, только не пугай! — встречает нас на пороге Рыбаков. Взволнованный, осунувшийся. От прежней уверенности, собранности — ни следа. — Тебе плохо? Опять токсикоз? Надо было меня позвать…

— Всё нормально, — чмокаю Антона Николаевича в щёку. Пожилой мужчина заметно светлеет, приглашает в квартиру:

— Я так переживал. Места себе не находил, — закрывает дверь и машет в сторону комнаты-кабинета. Редко, но бывает, принимает меня не в главном офисе, а здесь — в уютной домашней обстановке. К тому же жена Рыбакова — очень хозяйственная. Не квартира, а произведение дизайнерского искусства. Женщина не повернута на старинных традициях — помпезных гобеленах, вязаных скатерках, рассады в пластиковых стаканчиках по всем углам. Она — приверженец простоты и минимализма современности. В белоснежном кабинете кроме мягкой кушетки с подушками и места Антона — кожаного кресла возле круглого журнального столика, есть только тонконогая раскидистая пальма до потолка в углу между пациентом и врачом и по другую сторону от шкафа с документами. Ах, да, ещё шикарный квадратный ковёр с мягким, длинным ворсом. Обожаю ощущение, когда в нём утопают стопы…