— Дорогая, мы так рады, — неуверенно бормотала рядом мама.
Я словила взгляд отца, который приподнял брови и кивнул, намекая на мое непозволительно долгое молчание. Его губы шепчут только одно слово, подсказывая мне ответ. ДА. На всякий случай он держится за грудную клетку, но улыбается. Значит, ему не больно, просто страхуется от волнения.
— Шерон? — Генри начал волноваться, заглядывая мне в лицо. — Люди подумают, что ты хочешь меня помучать, ну же моя милая, говори…
Что? Люди подумают? Внезапно прозвучавшие слова, наконец отрезвляют меня, и я с силой замотала головой, чтобы прийти в себя. Я обещала родителям не устраивать скандал, но не давала слово рушить свою жизнь. Да и начхать мне что подумают люди, мне важно мнение лишь одного человека…
Спохватившись вновь ищу глазами Дика, но наткнулась лишь на удивленные лица гостей. Кшиштоф хмурился, Миранда злилась, а папа уже двумя руками держался за сердце. Где Дик? Куда он делся?
Черт! Какая же я дура! Я чертова дура, но больше быть такой я не желаю.
— Нет! — мой ответ прозвучал громко и спокойно.
— Что? — Генри выпучивает глаза и смотрит на свою мамочку. Миранда ищет руку Кшиштофа, но тот игнорирует ее прикосновение, и развернувшись уходит. Видимо, не желает присутствовать при подобном позоре. Ну, надо же, в его идеальной семье, что-то пошло не так. Какая трагедия.
— Генри, не стоило делать предложение после того, как мы расстались, — выпалила я. — Мне очень жаль, что тебе приходится это выслушивать, но я не скажу "Да".
Резко развернувшись на каблуках я выбежала из зала. Вслед неслись недоуменные возгласы. Кажется, я не сдержала слово, которое дала маме. Но мне нужно было поговорить с одним единственным человеком, мнение которого для меня сейчас было не безразлично. Где Торн?
На гостевой открытой стоянки за домом не было его мотоцикла. Мать его, мотоцикла!
Ничего не понимаю, я же все написала, объяснила.
Написала и… передала письмо человеку, которому полностью доверяла.
— Шерон, ты что творишь?
Я неверяще обернулась и посмотрела на бегущую ко мне маму, нежную, родную, заботливую, с моего рождения оберегающую меня от всех напастей мира.
— Мама, — выдохнула я, все еще на что-то надеясь, — ты передала утром записку горничной, которую я вызвала?
Она споткнулась, сбиваясь в быстром шаге. В ушах качнулись голубые прабабушкины бриллианты. Сколько себя помню, мама надевала их только по большим праздникам, как же я не заметила их утром? Совсем замученная и невнимательная стала.
— При чем тут записка! — возмущенно сказала она. — Ты только что разрушила свое будущее. Шерон Уати! Немедленно возьми себя в руки и пойди извинись перед своим молодым человеком. У всех бывают сложные периоды, но только сильные люди…