Обнаружился под подушкой, на дисплее высветилось «Алекс». Соколов мгновенно очухался, стряхнул оцепенение и расслабляющую негу, тяжелым взглядом вперившись в экран. Быстро надел футболку и штаны, и вышел из комнаты, плотно закрыл дверь.
Нажал на гаджет принятия вызова.
— Алиса, это ребячество, честное слово! — понесся сварливый мужской голос, и Руслан, ощутив, как внутри вздымается ярость, сквозь зубы прорычал:
— Слышь, мудак, встретиться надо. За тобой должок, падла, припоминаешь, нет?
Молчание в динамике длилось несколько секунд, затем послышались слова, и по интонациям было понятно, что Алекс растерял всякую спесь и уверенность:
— К-кто это?
— Конь в пальто. — зло усмехнулся Рус, спускаясь по лестнице. — чё, в натуре, ублюдок, не узнаешь? Или прикидываешься, суч-чара?!
— Я… ошибся номером. — пробормотал Никитин, и в телефоне воцарилась тишина.
— Говнюк, ссыкло поганое! Ты думаешь, я тебя не найду? — сам с собой говоря, Руслан торопливо покинул дом тем же путем, каким и вошел, и перемахнул через ограду в саду…
ДЕНЬ АВАРИИ
— Блять, что за хуйня, — процедил Соколов, оглянувшись на заднее стекло. — мудила конченый, чё те надо… Хочешь прикончить, какого хуя эти ёбаные гонки устраиваешь?!
Эта была его запоздалая мысль, спустя секунду джип тряхнуло так, что у Руслана потемнело в глазах от удара о руль, а потом всё завертелось, послышался треск, скрежет металла о камни, и его отбросило влево. Вспышка боли пронзила ногу, что-то сильно садануло в лицо, и наступила страшная темнота без мыслей и боли…
Очнулся он от того, что в лицо ударило морозным холодом. Открыл мутные глаза, видимость плавала, а расплывчатый силуэт маячил то справа, то слева. Вернее, их было два…
— Живой он. Чё делать, а? Смотри сюда, он зашевелился!
Голос этот Руслан узнал. Виталик, мудила… Вот как он отплатил, крысёныш.
— Чё, чё… — раздалось рядом, кто-то тряхнул его за плечо. — пушку сюда давай. Ну? И не хлопай зенками, блять, слышь, чё я сказал?! Не будь бабой!
— Я… Не смогу. — проблеял Виталик, и послышалась возня.
Соколов попытался приподняться, но тщетно. Виски разламывало болью, сознание окутывало туманом, а лицо заливало что-то теплое, струившееся под воротник куртки. Кровь. Шансов не было, и он это осознавал. Щас эти два утырка попросту пришлепнут его и всё… Это был конец.
Крошка… Он больше не увидит её, не обнимет, не коснется нежных губ. Не услышит её заразительного веселого смеха. Она пахнет персиками, его маленькая любимая девочка.
— …а потому что я не такое быдло, как ты, ушлепок! — сквозь болевые спазмы снова долетели до сознания слова. — и своих не предаю, сволота, запомни это! И ты не равняй себя со мной, ты — дерьмо собачье, и с такими у меня разговор короткий! На колени, мудак!