— …скоморохи на ярмарке!.. — договорил напарник дурацкую сценарную реплику.
Хмурый не успел сказать своё «когда лохи попрут…» Я сгрёб его за шкирку, оттянул к разбитой перевёрнутой лодке и повалил на песок (всё–таки «сила: плюс 1» — это не только дробовик держать). Напарник лёг на живот, при этом ноги его так и остались полусогнутыми под влиянием Сценария. Они высовывались из–за киля лодки и демаскировали мародёра.
— Ноги разогни! — велел я. — А то врежу!
— Когда лохи попрут, Чекан? — всё–таки спросил он после некоторого колебания.
— Когда ты ходули свои разогнёшь! — Я должен был ответить «не кипиши…», но сумел перебороть волю Сценария.
Таким же макаром я рассредоточил остальных своих подопечных. Пусть примитивная, но засада. Сам же устроился в полуразрушенном домике у полностью разрушенной пристани. Огонь буду вести из разбитого окна.
«Лохи» не заставили себя долго ждать. Услышав приглушённые голоса, я осторожно высунулся из окна. По тропе по направлению к нам медленно приближались трое внешников. Двое по виду новички: штормовки с капюшонами, простенькие вещмешки за спиной и дробовики чуть лучше моего. Третий был упакован как ветеран: защитный костюм, поверх него — лёгкий бронежилёт, поверх которого — разгрузка. Кочан капусты, да и только! Голову упакованного венчал тактический шлем, а пальцы в перчатках с обрезанными пальцами цепко сжимали новенький автомат с оптикой и подствольником.
— Всех попишу, падлы! — раздался хриплый вопль из–под сосны, подкреплённый выстрелом из обреза.
Вот чёрт, что за идиот! Всё–таки Сценарий меня переиграл, как я ни старался: засады не получилось. Мои бойцы один за другим поднимались из укрытий и беспорядочно палили во внешников. Новички немного растерялись, а ветеран, чуть помедлив, крикнул:
— Ложись!
Затем сам упал на живот, неловко откатился с тропы в сторону и открыл огонь по моим парням. Хриплый тут же захрипел: короткой очередью ветеран пробил ему горло. Вторая очередь пробила напарнику куртку слева, и он замертво рухнул возле сосны. Новички–внешники восторженно заорали и из лежачего положения открыли огонь. Через минуту упал второй мой напарник, через другую — ещё один…
Всё произошло так быстро, что я даже опомниться не успел. Пули ветерана защёлкали в ста метрах от меня по лодке, за которой прятался Хмурый — последний из моих бойцов. Зря он высунулся: теперь по нему жахали из трёх стволов.
— Чё делать, Чекан?! Пацанов завалили! — заорал напарник, размахивая обрезом и озираясь в поисках меня.
Сейчас он вспомнит, куда я спрятался, и мне каюк: сразу заметят, ироды! С тремя мне не справиться, нужно отползать. Хмурый всё равно не жилец, его сам великий Сценарий уже приговорил. А со мной что–то стряслось: появилось осознание себя и разум, который мне подсказывал, что нужно отступать. Может, и немного совести появилось, которая пытается упрекнуть меня: мол, товарища в бою нехорошо бросать.