— О чем ты думал? — спросил Баст со странной смесью участия и смущения.
Коут долго молчал, прежде чем ответить.
— Что-то я стал слишком много думать, Баст. Мои величайшие успехи происходили из решений, которые я принимал, когда не раздумывал, а просто делал, что мне подсказывало сердце. Даже если не мог дать разумного объяснения… — Он мечтательно улыбнулся. — И даже если у меня были веские причины не делать того, что я делал.
Баст потер щеку:
— Таким путем ты пытаешься избежать собственных сомнений?
Коут поколебался.
— Можно сказать и так, — признал он.
— Так мог бы сказать я, — бесцеремонно заявил Баст. — А вот ты стал бы все усложнять — неизвестно зачем.
Коут пожал плечами и снова вернулся к созерцанию доски:
— Что ж, делать нечего, придется найти ей место.
— Но не здесь же? — испугался Баст.
Ядовитая усмешка несколько оживила лицо Коута.
— Конечно же здесь, — ответил он, словно радуясь ужасу Баста, затем сжал губы и обвел стены оценивающим взглядом: — Кстати, где ты его припрятал?
— У себя в комнате, — признался Баст. — Под кроватью.
Коут рассеянно покивал, продолжая разглядывать стены:
— Так иди достань. — Он махнул рукой, будто отгоняя муху, и Баст поспешил вон, совершенно расстроенный.
Когда Баст вернулся в зал, помахивая черными ножнами с мечом, на стойке уже красовался ряд сверкающих бутылок, а Коут стоял на освободившейся полке и пристраивал крепежную доску над одной из тяжелых дубовых бочек. При виде ученика он перестал бить по гвоздю и негодующе воскликнул:
— Повежливее, Баст! У тебя в руках настоящая леди, а не простушка с деревенских танцулек.
Баст замер на полпути к стойке и послушно взял меч обеими руками.
Коут загнал в стену пару гвоздей, накрутил проволоку и надежно закрепил доску на стене.
— Подай, если не сложно, — попросил он с непонятной запинкой.
Обеими руками Баст протянул ему меч, на мгновение став похожим на оруженосца, который подает оружие доблестному рыцарю в сверкающих доспехах. Но здесь никакого рыцаря не было — только обычный человек в фартуке, именующий себя трактирщиком Коутом. Приняв у Баста меч, он выпрямился на полке за стойкой.
Без всякой торжественности трактирщик вытащил меч из ножен. В осеннем свете, заливающем трактир, клинок тускло отливал серовато-белым. Он выглядел совершенно новым: ни единой царапины на сером металле, — но на самом деле был очень стар. И хотя всякий узнал бы в нем настоящий меч, его форму никто — по крайней мере, в этом городке — не назвал бы привычной. Он выглядел так, словно алхимик подверг перегонке десяток мечей, а когда тигель остыл, на дне остался этот: меч в чистом виде. Узкий и изящный, он был смертоносен, как острый камень под быстрой водой.