Я с трудом проглатываю первое желание оттолкнуть девчонку, стряхнуть ее с себя, как насекомое, выбежать — и закрыть дверь на замок, чтобы хотя бы на время вернуть себе чувство безопасности. Но стоит вспомнить о маскировке, и в работу, наконец, включается дополнительный двигатель.
— Кирилл?! — Замарашка смотрит на меня заплаканными испуганными глазами.
Чувствую, как заклинивает мышцы шеи, потому что мозг пытается зафиксировать ее в таком положении, а тело хочет избавиться от раздражающего фактора.
И ладони, в которые замарашка вцепилась, словно перед смертью, жжет до зубного скрежета. Наверное, примерно то же самое чувствовало бы тесто, когда его прессуют двумя блинами вафельницы, если бы обладало разумом или хотя бы зачатками нервной системы.
— Не кричи, — прошу я, хоть внутри черепа эти слова превращаются в вакханалию, от которой закладывает уши.
То, что тихо для всех — для меня настоящая пытка высокими звуковыми частотами.
Даже если это мои собственные слова.
— Там кто-то был! — продолжает паниковать Катя. — Какой-то мужчина. Очень высокий и…
— Это охрана, — торможу ее истерику.
В подтверждение моих слов в кухню заходит Егоров — большой и почти квадратный от мышц начальник службы безопасности, рапортует, что где-то на линии перебои из-за аварии, но включился автономный генератор и ситуация под контролем.
Пока замарашка выслушивает его монотонную речь старого спеца, я почти высвобождаюсь из ее хватки, но девчонка, словно нарочно, вдруг крепко обхватывает меня руками, прижимаясь сразу всем телом.
Просачивается в меня сквозь микроскопические щели, словно паразитирующая культура.
Она слишком… везде.
Слишком много ее во мне, в воздухе, который уже в моих легких.
Эта девчонка словно несовместимый с жизнью обширный ожог на коже.
И я все-таки срываюсь: отрываю ее от себя, начихав на протестующий крик и попытки снова до меня дотронуться.
Егоров быстро ретируется.
— Не прикасайся ко мне! — ору не я, но мои бесконечные порезы под кожей. — Мне противно, поняла?! Не трогай меня!
Какая-то часть сломанного мозга еще пытается работать в нужном направлении, но это уже бессмысленно, потому что вслед за паникой на мою голову обрушивается потребность к ебене матери отправиться на другую планету.
Чтобы выйти, мне нужно сделать несколько шагов в сторону Кати, но она внезапно отшатывается, стоит дать понять, что нам никак не разминуться без нового контакта телами.
Ее тощее тело отбрасывает назад, на тумбу, где стойка с ножами почему-то стоит на самом краю. В секундной гнетущей тишине, для меня такой же громкой, как и крик, слышно, как замарашка дышит рваными глотками и вдруг вскрикивает, когда подставка опрокидывается и ножи летят вниз, прямо на ее босые ноги.