Да и после свадьбы батя, по сути, только тем и зарабатывал, что участвовал в подпольных боях. Правда, побеждал не так часто — молодое поколение быстро подтягивалось, но в своих кругах был знаменитой личностью. Громкие вечеринки, море выпивки, куча доступных телок… Сложно устоять, а так как батя был в этом слаб… вот и случалось.
Но он любил! Любил сильно и без памяти. Клялся, что больше никогда, молил простить, уверял, что жить не сможет…
Мама всегда терпела, прощала…
Она привыкла так жить, найдя успокоение в работе — в написании книг, и весьма успешно, но иногда не выдерживала. Она ведь тоже его любила. По крайне мере, я был в этом уверен.
А с приездом соседей все изменилось.
Его очередной загул восприняла в штыки. Устало выдохнула, что больше не желает продолжать смехотворную совместную жизнь, и попросила уйти.
Я навсегда запомнил кровавую стену в зале, о которую батя кулаки разбил, пока пытался докричаться до матери и заставить его выслушать. Она не ответила на вспышку, ровно отчеканив:
— Если хоть немного нас любишь — уйди. Дай жить, и сам живи… — Поставила в прихожей его сумку, куда запихала скудный отцовский гардероб, на который он никогда не обращал внимания, и добавила: — Остальное заберешь потом, когда остынешь и обдумаешь мою просьбу.
Развернулась и скрылась в кабинете, где с утра до вечера корпела над очередным романом.
Отец еще некоторое время горячился — мол, знал, в ком проблема, и знал, что с этим делать, а потом пригрозил: «Соседа вслед за женой оправлю на тот свет».
Я сидел в своей комнате на втором этаже и испуганно слушал ругань бати и его угрозы. Вздрагивал от каждого удара кулаков и ног, и вместе с ними каждое слово впечатывалось в мою голову. Я верил ему и его боли. Уже тогда понял, что кровно ненавижу всю семейку соседей, которая принесла столько горя моей семье!
Отец ушел, громко лопнув дверью. Мама на удивление быстро пришла в себя. Уже на следующее утро улыбалась и была мила. И только незначительная фраза, брошенная как бы между прочим: «Иришке сейчас тяжело, взял бы над ней опеку. Знаю, ты хороший парень», — заставила утвердиться в мысли, что девчонке жизни не дам!
Я был в такой ярости, что чуть сам в стену кулаком не врезал. Семья рухнула, а мать о соседской девчонке волнуется?!
Ненависть перешла на новый уровень, и единственное, что спасало толстого Королька от смерти — она благоразумно не подходила ко мне и моей компании. Играла одна, в школе бродила затравленным птенцом.
Я не был уверен, что выдержу, осмелься толстуха на подобную глупость.
Она осмелилась! Робко, тихо, с надеждой во взгляде и мольбой в голосе. Невинный ягненок, чтоб ее…