— Ну, не знаю… Все так пишут…
Сейчас он скажет, что это детский сад! Ну и пусть говорит, какая разница!
— Почему Египет? Почему ты засунула себя в Древний Египет?
Опять? Почему он упрямо считает, что она и есть главная героиня?! Ну, Суслик… А разве это не так?
— Так получилось.
Действительно просто так получилось. В пятом классе, когда они проходили историю Древнего Мира, на школьной экскурсии в Эрмитаже, пока все разглядывали мумию жреца, она не могла отвести глаз от ожерелья с подвеской в виде лотоса. Она тогда не знала, что это именно лотос, но ожерелье запало в душу, и год назад, когда устав от толпы на выставке императорского костюма, она спустилась в залы древнего мира, то вспомнила про ожерелье и не нашла его. Вечером она поймала себя на том, что чирикает на бумаге лотос, а потом шею, волосы, лицо… Да, да, тогда она и поняла, что ожерелье было в виде лотоса, и начала искать подобное в интернете. Картинки египетских росписей и музейных коллекций мелькали перед глазами, погружая ее в забытый со школы мир, и он не отпустил ее. Она взяла в школьной библиотеке учебник, а вечером по белой странице вордовского документа уже разлилась великая река Нил, и по ней поплыла тростниковая корзинка…
— Греческие статуи и их римские копии хотя бы красивы, они поют гимн красоте, — все не унимался Реза. — А тут саркофаги, мумии, огромные непропорциональные статуи и детские рисунки на тряпочках… Что здесь может нравится.
Это не звучало вопросом. Это были вечные мысли вслух… Или стоит сказать ему про ожерелье, и тогда он, быть может, успокоится. И она сказала.
— Я предложу тебе на выбор пару ожерелий, если это поможет дописать роман.
Он издевается. Это точно! Надо прекратить реагировать на его слова. Вообще.
— А, знаешь, я, кажется, придумал продолжение твоей истории.
Отлично, спектакль одного актера продолжается. Ну пусть пишет продолжение. Кто ему мешает?
— Какая у тебя последняя фраза была?
А чтоб она еще помнила. Уф…
— Ну… Царевич Райя поднялся из кресла…
— Вот тут у тебя ошибка и закралась, — перебил Реза, к счастью, продолжая следить за дорогой, а не за выражением ее лица. Впрочем за очками и под кепкой ничего не было видно. — Из кресла поднялся фараон.
— Нет, Райя… Фараон с чати вершит суд. Он не может быть у пруда да еще без свиты.
— Может. У него похмелье, или ты забыла? — И вот тут Реза глянул на нее, и головная боль, о которой Сусанна успела забыть, вернулась с прежней силой. — Разве в таком состоянии он способен решать, кто прав, кто виноват? Он оставил чати вершить суд, а сам укрылся от посторонних глаз у пруда, где задремал, обняв кошку, пока его не разбудили две наглые девицы…